Никитич (открывает карты). Есть такая партия!
Микола (открывает карты). Опять твоя. Никитич! За это выпить надо. (Наливает водку).
Пьют.
Мы, значит, все на транспорте работаем… И транспорту надо уделять особое внимание… А ну, Леха!
Леха. Наша жизнь — это движение — прервав которое обрываешь нить жизни.
Никитич. Да, транспорт — великое дело. Вот я на транспорте с сорок шестого служил. Мы тогда зэков на Воркуту возили. И что бы мы без транспорта? (Плюет). Во! Плюнь и разотри! Ведь сколько народу было: одних ингушей не счесть, и разных других чучмеков. А потом к сорок девятому жиды пошли — ох, вредное семя, едрена вошь!
Микола. Я и говорю, без транспорта никак! А, значит, нужна мне исправная тачка, раз я на транспорте. Сколько мне еще на этом драндулете Москву позорить? Ты ведь, Никитич, большой человек — ты понять должен! На транспорте без исправной тачки не жизнь! А ну, Леха, скажи!
Леха. Жизнь — это мать мира и отец источников!
Микола. В самую точку! Иди теперь проверь удочки: как там наша рыбка. (Леха уходит). Ведь если мне хорошую машину, я королем буду. И тебя уважу, не сомневайся. А что толку в этой старой рухляди? Тому в лапу дай — тормоза прокачать, этому в лапу дай — бампер заварить, а на руках что остается? Шиш! А без деньжат ты никто. Допустим, тебя не казнят сегодня, допустим, только завтра, но если в кармане пусто, так закон допускает к тебе беззаконство. А раз так — лучше в попы идти, чем в транспорт!
Никитич. Нет, едрена вошь, в попы тебе нельзя, это точно! Чтоб попом стать, надо семинарию закончить!
Микола. А что есть поп? Это я тебе скажу сразу: поп должен иметь бороду — это раз, и не жениться ни на какой другой жене — это два. И все, больше ничего ему не надо.
Никитич. А я тебе еще скажу, едрена вошь: главное — поп должен быть партийный!
Микола. Ну и что? Разве я не могу стать партийный? Я это право в огне боев заслужил. У меня три ранения и мемориальная доска на стене дома в городе-герое Севастополе. Так скажи, заслужил я или нет?
Никитич. В огне боев — конечно. Но вот водки пьешь много.
Микола. А что водка? Водка — вещь законная, она в магазинах продается. (Наливает). Вот ты, разве не пьешь?
Пьют.
Ну, допустим, я сегодня выпивши, так уже не человек, да? Уже меня можно за шиворот?
Входит Леха, подсаживается к ним, пьет.
Никитич. Разве б я ее, проклятую, в рот брал, если бы не биография? Одна биография во всем виновата, а то б я ни за что, едрена вошь! Ты вот, к примеру, на Воркуте не служил, а говоришь! Там без водки — нельзя! Всю зиму темно — ночь, — понимаешь! Все ночь и ночь, свету белого не видать, едрена вошь, а вокруг одни зэки. А зэки, разве они люди? Волки они, едрена вошь! А из-за них сидеть там приходится, сторожить, а вокруг все снег, едрена вошь, снег, снег! И трава не растет! И баб никаких, даже блядей, не то что девок!..
Леха. Девственность — это щит запрета, сломав который…
Микола. Ну и что, пусть я выпивши, так меня, значит за шиворот? Так я уже не человек, значит? Значит, я уже лишний, выходит? Меня, выходит, уже можно метелить, брить-стрить и на пятнадцать суток? А потом что?
Леха. Потом — это возможное никогда!
Никитич. А то как засветит в небе — хуже пожара — сияние, едрена вошь, называется. Так и полыхает: и красным и синим, и черт-те каким, едрена вошь! Ну, думаешь, все: кранты, Конец света! И зэки все бесноватые становятся, как волки воют — тут только держись! Как не выпить, когда, может, последний день живешь?
Микола. Почему это я не человек, если выпивши? Ведь я в войну, может, героем был! Может, мое имя в городе-герое Севастополе на мемориальной доске на стене вырублено! А что не погиб, так разве я виноват? Вполне мог погибнуть! Меня сам адмирал, может, уважал за храбрость!
Никитич. А в пятидесятом на повышение пошел, так, думаешь, легче стало? Все равно, биография! Хоть в Москву-столицу перевели, а биография трудная! В личную охрану к самому — к Самому, понимаешь, едрена вошь? Меня зачислили, потому что рост у меня оказался подходящий, ну и лицо тоже. И анкета, конечно…
Леха. Человек — это не раб судьбы, а ее повелитель.