«Что сделал я с высокою судьбою,
О боже мой, что сделал я с собою!»
Ах, как бессовестно хочется жить,
как безнадежно, мучительно надо
сладко вдыхать умирание сада
и по дорожкам без смысла кружить,
и не завидовать лучшей судьбе…
Не о любви я, совсем про другое.
Мне бы терпения и покоя,
все остальное оставьте себе
с вашей любовью, бедою, судьбой,
с вашим азартом, поиском истин…
Мой дорогой, осыпаются листья.
Как же мне быть, что мне делать с собой?
1977
Лия Владимирова
«Тут все сквозь темные очки…»
Тут все сквозь темные очки
Глядят, а ты из-под руки
С другого берега Оки
Сюда глядишь.
Твои глаза, как васильки,
И в них защита от тоски,
За ними — чистые пески,
Речная тишь…
На солнце блещут ивняки,
И дети наперегонки
Сбегают к берегу реки,
И ты бежишь.
Кружатся, словно мотыльки,
Прозрачных яблонь лепестки,
Привстанешь только на носки —
И ты взлетишь!..
Но дни осенние близки,
А там — зима, снега, снежки,
По брови теплые платки,
Снега до крыш…
Все те же свежие деньки.
Гляжу, как ты из-под руки
С другого берега Оки
Сюда глядишь.
17.2.76
Похмелье
Ползло по скатерти вино,
Сквозь притворенное окно
Сочился свет белесоватый;
В забытой кухоньке темно,
И чайник остывал пузатый,
И гости, сонные давно.
А на дворе сырая мгла,
Никак понять я не могла —
Не то ли поздно, или рано…
И храп летит из-под стола,
И муха мечется со зла
И бьется о края стакана.
Гляжу, не поднимая век,
Как пьяный бросился на снег:
«Орел!» — выкидывалась решка…
А рядом тощий кот сидит,
В глаза закрытые глядит
Со снисходительной насмешкой.
Полы прохватывает дрожь.
От сна в потемках не поймешь —
Будильник тренькнул иль бутылки?
Ночной рассеялся угар,
И белый день, как санитар,
Подносит свежие носилки.
Москва, 1970
«Все начинается с горба…»
Все начинается с горба.
Пригнувшись, улицей идешь горбатой,
И ветер, неподвластный, как судьба,
Толкает в спину. Ты идешь к Арбату…
Там дом стоит, назначенный на слом,
А прежде — особняк. А рядом — груды
Камней и щебня. Смотрит ниоткуда
И в никуда горбатый этот дом.
А ты идешь изогнутым мостом,
И — началось. И стены, и ворота —
Все дыбится одним сплошным горбом
В кружащейся степи снеговорота.
На бывшей Моховой горбится ночь,
И вслед глядит горбун чуть виновато.
А ты идешь… И как тебе помочь?
Сегодня ночь, и ты, и век горбаты!..
Носы и спины, храмы и мосты,
И кладбища с истлевшими гробами,
И купола, где сорваны кресты,
И острый край луны за куполами.
Все начинается с горба.
О, предвкушение юродства!
Здесь горький дух ущерба и уродства.
Здесь начинается судьба.
А ты идешь… А город уж не тот —
Рассветный город в колокольном звоне!..
Снежинку ловит пересохший рот,
И невская вода бежит в ладони.
Так не бывает? Не было еще?
Не может быть? Но верьте иль не верьте —
Тишайший снег коснулся этих щек,
Иссеченных бичами круговерти.
О, сдвиг времен!
О, волн встающих горб!
Не горб, а гребень… Невская погодка.
А вдоль воды, медлителен и горд,
Идет горбун смущенною походкой.
Москва, 1970
«Там, на коломенском просторе…»
Там, на коломенском просторе,
Там, на окраинах Москвы,
Природа пригорода спорит
С природой неба и травы.