Мозг работал идеально, и это радовало и придавало оптимизма.
— Глафира! — представилась Глафира и протянула руку для знакомства, улыбаясь.
— Марк. Ого! Такое необычное имя?
— Что делать? — развела руками Глафира. — Дедушка не мог и не хотел расставаться с памятью о России.
Отличное знание истории позволяло создавать правдоподобные небылицы прошлого семьи, вынужденно эмигрировавшей в Канаду. Канада была взята по причине стажировки там, что позволяло создавать историю на двух континентах.
Дом общими усилиями удалось найти. Прогулка переросла в дружеский обед в хорошем ресторане, который теперь могла себе позволить Глафира.
Каждые 100 баллов за клиента, помимо энергии, за них получаемой, отзывались 100 тысячами рублей на счету.
Утром Глафира успела заехать сменить одежду и весь облик, поэтому принять ее за канадку именно сегодня было вполне реально.
Флиртом такого клиента было не уговорить, да и разница в возрасте была большой, а вот дружеской беседой хотя бы на время взбодрить было реально.
Глафира доставала из инфополя такие смешные исторические факты о России времен прабабушек, что клиент таял. При этом приличный английский заставлял клиента включать мозг, а не катить по накатанной.
— Ром, — попытался заказать себе выпить Марк, подозвав официанта.
Глафира мягко улыбнулась и положила свою руку на лежащую на столе руку клиента.
Тело мужчины ответило легкой дрожью на этот странный, непрошеный контакт.
— Пожалуйста, мы могли бы не пить? — пронзительным голосом попросила Глафира. — У меня очень трудные ассоциации с алкоголем…
Марк отменил ром и его прорвало!
— Я тоже расскажу свою историю. Я только что отвез обоих родителей в дом престарелых. Он крутой и очень хороший, о них будут заботиться, но они меня не узнают. Вообще! Будто вся наша совместная жизнь не имеет никакого смысла. Всё, что они говорили, что чувствовали, все их убеждения, знания, навыки, всё стерлось!
Вся эта физическая оболочка вообще ничего не значит? Всё тлен? Как тогда жить?
Кроме них, никого нет родных. Я не могу никому признаться, мне не с кем об этом поговорить. Я сейчас приду домой, а там никого нет. У меня теперь вообще никого нет. И я думал, что хотя бы я сам у себя есть, а получается, что я лишь временная иллюзия? Нет, понятно, что все умрут, но тогда зачем это всё, если к концу ничего не остается?
Вы рассказали про свою бабушку, которая в старости чудила и признавала только сиделку и дружила только с ней, живя в своей комнатке в доме, где было полно родственников, но ни с кем не желая общаться, подозревая всех в каких-то непонятных историях против нее…
Я думал, что их деменция — это последствие частых вечеров с друзьями и алкоголем, но вы сказали, что ваша бабушка и капли в рот не брала… Значит, мои обвинения были беспочвенными, родители не виноваты в своей болезни…
Тогда становится еще грустнее. Мы ничего не можем контролировать, никак не можем подстраховаться! Рулетка! Я не знаю, как жить дальше… Что за болезнь? Если у вашей бабушки была такая же, вы никогда не думали, почему она возникает?
— Хотелось бы мне ответить на ваш вопрос, но на него пока не ответили лучшие умы человечества! Я лишь знаю, что только один святой вел перед смертью себя как дементный. Все остальные уходили в твердой памяти и здравом уме… Может, дело в вере во что-то большее этой земной жизни?
Может, те, кто поклонялись земной жизни, ее удовольствиям, верили, что их мозг способен сам решать любые задачи, лишаются этого всего, чтобы показать оставшимся бренность этого физического мира даже с его уникальным мозгом и уникальными способностями развития своих талантов, если у талантов нет того, кто эти таланты даровал?
Если не признавать высшую сущность бытия, а все приписывать себе и жадно гробастать себе результаты, то в конце пути Господь просто показывает, насколько такие убеждения смешны и ложны?
Марк задумался.
— Вы признаете бесконечность этой жизни? — спросил он через паузу.
— Я точно знаю, что она не заканчивается здесь.
— Я вам завидую! — грустно вздохнул Марк.
«Не работает. Пока всё мимо», — констатировала в своей голове Глафира.
— А давайте снимем квартиру на двоих? — перешла в наступление Глафира, понимая, что не имеет права отпустить клиента. — Я хочу какое-то время пожить в Москве, и вы не хотите домой возвращаться. Поживем как соседи вместе. И мне будет не так одиноко в чужом городе, и вам не надо будет сегодня возвращаться домой. Вы, возможно, можете себе такое позволить?