Как раз перед тем, как связь с «Ргабваром» стала практически невозможной, Флетчер сообщил о том, что прошло уже четыре часа, и поинтересовался, уверен ли Конвей в том, чем занимается – идет по проходу, размеченному офицерами «Тенельфи», ранее обследовавшими заброшенный звездолет, или все-таки ведет поиск Сазерленда. Конвей взглянул на пятнышко люминесцентной краски впереди, на блямбу смазки рядом с этим пятнышком и ответил, что уверен – да, он один идет по следу Сазерленда.
«Я чего-то не вижу, – сердито подумал он. – Не понимаю чего-то такого, что у меня прямо под носом!»
Чем дальше Конвей и Приликла забирались внутрь корабля, тем плотнее становились завалы на их пути, но центробежная сила, возникавшая вследствие вращения шара, уменьшилась, и потому теперь здоровенные листы обшивки, сорванная с мест мебель и всякие прочие обломки и вещи плавно проплывали мимо врачей. Лучи фонарей выхватывали из мрака и еще кое-что: обрывки, куски органического материала – вероятно, останки членов экипажа или домашних животных, погибших при катастрофе столетней давности. Однако заниматься сбором органических останков, их отделением от металлических обломков Конвей и Приликла не собирались – это было бы непростительной тратой времени. Какое бы сильное любопытство ни владело обоими медиками, как ни интересовало их, что за существа летели на этом корабле, главное для них было найти Сазерленда.
Прошло чуть меньше семи часов. Приликла и Конвей оказались в области тех уровней, где обломков стало поменьше, хотя и тут все было перекорежено порядком. Это радовало, поскольку Приликла теперь то и дело натыкался на переборки просто от слабости, а Конвей, того и гляди, был готов начать зевать во весь рот.
Он остановился и спросил у эмпата, не ощущает ли тот чьего-либо эмоционального излучения помимо его, Конвея, собственного. Приликла ответил отрицательно и даже извиняться не стал – настолько он был изможден. Затем Конвей услышал отрывистое шипение в наушниках и ответил тремя короткими нажатиями кнопки передатчика. После паузы он повторил сигнал еще и еще раз.
Он надеялся на то, что капитан его поймет, а он, передав трижды букву «С», пытался дать понять Флетчеру, что они с Приликлой намереваются спать.
Следующий этап пути дался медикам легче. Теперь они просто шли по практически не пострадавшим палубам, взбирались по широким пандусам или более узким лестницам к центру корабля. Лишь один раз им пришлось замедлить ход и обойти пробку завалов, которые, судя по всему, были созданы крупным метеоритом, на небольшой скорости влетевшим внутрь звездолета. А через несколько минут Конвей и Приликла обнаружили первый люк, ведущий во внутренние отсеки.
Люком это сооружение можно было назвать лишь весьма приблизительно. По всей вероятности, уцелевшие члены экипажа или пассажиры гигантского звездолета соорудили его после катастрофы. Здоровенный металлический куб был приварен к герметичной двери и снабжен весьма примитивным механизмом для открывания и закрывания. Оба замка оказались отпертыми, и отперты были, судя по всему, давно, поскольку помещение, располагавшееся сразу же за дверью, было наполнено обрывками каких-то растений, которые, стоило к ним прикоснуться, рассыпались пылью.
Конвею вдруг стало зябко при мысли об этом огромном корабле, тяжко, но не смертельно раненном множеством метеоритов, ослепленном, но не окончательно бессильном, где горстки выживших мостятся на крошечных островках света и тепла. Но и на этих островках воздуха становилось все меньше и меньше… И все же уцелевшие хозяева корабля не сидели сложа руки. Они водрузили здесь люки, благодаря которым могли странствовать с островка на островок, сотрудничать в деле жизнеобеспечения. Это дало им возможность какое-то время продержаться.
– Друг Конвей, – обратился к спутнику Приликла, – твое эмоциональное излучение с трудом поддается анализу.
Конвей нервно рассмеялся.
– Знаешь, – признался он, – я себе все твержу, что не верю в призраков, но при этом сам себе не очень верю.
Они обошли вокруг гидропонного зала – так надо было поступить согласно меткам – и потом примерно через час вошли в коридор, совершенно целый, где только на потолке и в полу зияли две большие дыры с рваными краями. Здесь, как ни странно, оказалось не так темно, как в пройденных спутниками помещениях, и они выключили свои фонари.
Из одной дыры струился тусклый свет. Когда Приликла и Конвей подошли к ее краю и заглянули в нее, то увидели крошечный кружочек солнечного света на самом дне. Через несколько секунд свет исчез, а еще через несколько появился снова, а потом темнота вновь стала непроницаемой.
– Ну вот, – с облегчением проговорил Конвей, – теперь мы хотя бы знаем короткий обратный путь. Но если бы мы оказались здесь в неправильное время, когда солнце не светило…
Он умолк, думая о том, что на самом деле им очень-очень повезло, а в самое ближайшее время могло повезти еще больше, потому что в конце коридора находился еще один шлюзовый люк. Он был помечен и люминесцентной краской, и здоровенной кляксой коричневой смазки. Наружная крышка люка была прочно закрыта, а это означало, что за дверью поддерживается давление воздуха.
Приликла задрожал от собственного волнения, да и от волнения Конвея тоже, когда тот принялся возиться с механизмом открывания люка. Пришлось на какое-то время прервать работу – затрещало в наушниках, и Конвей вынужден был ответить. Но и после ответа в наушниках снова послышалось шипение.
– Наш капитан не очень-то терпелив, – раздраженно проговорил Конвей. – Мы отсутствуем всего тридцать восемь часов, а он сказал, что у меня – двое суток… – Он немного помолчал, затаил дыхание и прислушался к слабому, беспорядочному шипению. Теперь, когда они с Приликлой забрались в самую сердцевину корабля, треск статического электричества в наушниках стал совсем слабеньким, еле различимым. Собственное дыхание и то звучало громче. Трудно было определить, когда шипение начиналось, когда заканчивалось, но через некоторое время Конвей все же уловил в сигналах определенную закономерность. Три короткие вспышки статического электричества. Пауза. Три долгие вспышки. Пауза. Три короткие вспышки, еще более долгая пауза, а потом все сначала. Это был сигнал бедствия, «SOS».