Гости кричат «ура», чокаются и пьют.
К о м о в (пьяновато). Дайте мне слово. Благодарю за внимание. Я — бухгалтер, счетный работник, принять в целом, и не мастак до речей. Все мы люди и все человеки. Но то, что по плечу Роману Романовичу, многим далеко-далеко. «Где кочуют туманы…» Да, и видим перед собой, значит, самородок земли русской. Ему даден государственный ум, совесть гражданина и мужество стратега его… Ура!
Все кричат «ура», с треском вылетают пробки.
П ы л а е в. Товарищи, а почему же хозяин дома в стороне от веселья. Иван Павлович, так не годится. А ну-ка штрафную ему.
В е д у н о в. Я, извините, с дороги.
П ы л а е в. А мы все в дороге. Так выпьем же, товарищи, за дороги, которые ведут к огню.
В е д у н о в. За прямые дороги, товарищи.
П ы л а е в. Браво. Будь здоров, председатель.
В е д у н о в. И еще слово. Тут уважаемый бухгалтер говорил о добродетелях. Позвольте и мне слово.
В е р а. Говори, Ваня. Просим.
В е д у н о в. Смотрю я на вас, Роман Романыч, и вижу: страшный вы человек. По чьей-то неразумной воле вам дозволено управлять огромной силищей, и в ваших маленьких цепких ручках эта сила вместо добра стала карой и проклятьем нашей стороны.
В е р а. Ваня. Иван. Да ты в уме?
В е д у н о в. Вы своими мазутными сапогами пятнаете святой и чистый лик земли, и чем больше наследите, тем больше поете о себе славу. Вы как шаман, который исступленно поверил в духов огня, а теперь кудесите по образу шаманов, сделав чадные огнища нефти идеалом сытости и блаженства. Вы, не скупясь, сулите тут бог знает что: и свет, и энергию, и города с орденами, а дадите, в лучшем случае, теплые сортиры да пакеты с разведенным молоком. И неизлечимо заболеют ваши язычники, вместе с ними и моя жена Вера Игнатьевна, тоской по живым запахам лесов, лугов и парного молока.
В е р а. Да он же пьян. Когда он успел?!
В е д у н о в. Ты, Вера, не пугайся: твоего гостя я не оскорблю. То, что я говорю, для него не откровение. С ваших уст только и срываются слова «Родина», «страна», «народ». Но это для вас уже давно пустые слова. Ведь вы вломились в наш край как в колонию. В первую же неделю втоптали сотни гектаров посевов. Исполосовали дорогами, испятнали рытвинами все поля и луга. Ваш бухгалтер, если он способен еще что-нибудь понимать, подтвердит, что ваша партия только за одни потравы заплатила восемь тысяч рублей штрафов.
К о м о в. Заплатила.
В е д у н о в. Но вам и это не в урок, потому как штрафы уплачены из государственного кармана.
В е р а. Иван, замолчи. (Пытается повернуть его спиной к геологам.) Замолчи, иначе я…
В е д у н о в. Верочка, самое страшное мы уже сделали: мы позволили вырубить им лес. Но это для вас безнаказанно не пройдет. За все убытки, которые вы нанесли нашему краю, мы возбуждаем судебное дело.
К о м о в. Маленько опоздали, товарищ председатель. Исполком райсовета отменил ваше решение. «Далеко-далеко, где кочуют…»
П ы л а е в. Да, райсовет счел необоснованным решение вашего Совета.
К о м о в. Садитесь, товарищ председатель, и позабудем наши распри… «Где от легкого ветра…»
В е д у н о в. Вы правы — решение сельского Совета исполком райсовета не поддержал…
В е р а. Мне стыдно за тебя перед людьми. Ну, надо же, какой кляузник!
В е д у н о в. Минуточку. Областной суд принял наше заявление, заявление рабочих, к производству. Под заявлением сорок две подписи. Пойди отмени.
Общее молчание.
В е р а (ударяет Ведунова по лицу и убегает в дом). Мерзавцы!!! Шаманы! Я не могу больше.
П ы л а е в. Уж вот действительно, лес рубят — щепки летят. Кажется, всем воздано по заслугам. Не пора ли, гости, и честь знать.
Собирается уходить. Его примеру следуют гости.
Из дома выходит В е р а.
В е р а. И я с вами. Ноги моей больше не будет в этом кержацком доме.
Г а л я. Вера, Верочка, куда ты? Иван Павлович, да верните же ее. Что вы стоите-то? Вера! Вера!
Вера уходит. За нею Пылаев и гости.
В е д у н о в. Пусть уходит. Она без малого с первого дня жизни здесь бредила дорогой, как птица теплым краем. Но не было попутного каравана. А стоило только появиться этим перелетным птицам, подать ей призывный клич, она сразу кинулась в их стаю… Пусть уходит, Галочка, мы ее не удержим.