— О, ни к чему тревожить его милость, — возразил Джаван, встревоженный таким предложением. И уж тем более ему не хотелось бы нынче столкнуться с настоятелем нового ордена. — Я совсем не хочу никому мешать. Кроме того, едва ли кто-то сумеет мне помочь сегодня. Я должен во всем разобраться сам. Думаю, если я смогу какое-то время побыть здесь, в тишине… о, все это так сложно, отче!..
— Знаю, сын мой, — отозвался тот и потянулся к принцу, словно желая приобнять его в утешение, как поступил бы с обычным мальчиком, но тут же спохватился и просто начертил над ним знак креста. — Да благословит вас Бог в ваших исканиях, принц Джаван.
— Благодарю, отче.
Когда каноник наконец ушел, принц повернулся к пажу, стоявшему у закрытых дверей с видом смиренной скуки на лице.
— Бедный Карлан, — обратился к нему Джаван с застенчивой улыбкой. — Все эти религиозные дела тебе совсем неинтересны, и все же ради меня тебе приходится это терпеть, хотя ты, конечно, предпочел бы сейчас спать в теплой постели, особенно в такую ужасную ночь.
Небрежно пожав плечами, Карлан улыбнулся в ответ.
— Для меня большая честь служить вам, ваше высочество. Если вам угодно проводить ночь в молитве, то я горжусь тем, что могу быть рядом с вами.
— Правда?
— Чистая правда, милорд.
Джаван с улыбкой покачал головой и потрепал пажа по руке, якобы в знак дружеского расположения.
— Я знаю, как ты мне предан. Но ты можешь оставаться здесь, в дверях тут хотя бы можно присесть. И я не буду в обиде, если ты немного подремлешь. Мои молитвы никак не должны мешать твоему отдыху.
С этими словами он двинулся прочь, вглубь часовни, но еще успел заметить, как Карлан широко зевает, прикрыв рот рукавом. Паж уселся на скамью в нише у двери.
Вот и отлично. Судя по всему, Карлан готов исполнить мысленный приказ Джавана и не помешает тому привести свой план в исполнение… если бы только он точно знал, что это за план!
Однако прежде чем что-либо решать, принц должен был позаботиться о том, чтобы не вызвать ни у кого подозрений, если вдруг в часовне появятся посторонние. И потому он занял место на полу у самого алтаря, не пожелав воспользоваться молитвенной скамеечкой архиепископа, склонил голову и сложил руки.
Теперь самое главное — это все как следует рассчитать. Если Хьюберт пирует с настоятелем Custodes, значит, к себе он вернется поздно — вопрос лишь в том, насколько поздно. Ждать слишком долго было нельзя.
Вместе с тем, торопиться тоже было опасно, поскольку слуги архиепископа наверняка бодрствуют хотя бы до полуночной мессы. Скорее всего, сейчас она как раз идет, поскольку обычно ее служили через три часа после вечерни, а большую часть этого времени Джаван провел в соборе с отцом Стефаном и за молитвой. Послышалось ему, или он и впрямь слышал колокол? Оставалась еще опасность, что эту мессу станут служить именно в этой часовне, но с другой стороны она не единственная во дворце и недостаточно велика, чтобы вместить всю свиту архиепископа. Ему отнюдь не улыбалось рассказывать еще кому-то о своем якобы призвании… Но, если придется, он готов перетерпеть и это.
Тем временем Карлан принялся негромко похрапывать, удобно устроившись на широкой скамье.
Чуть позже, Джаван решил, он выскользнет наружу и попробует отыскать дорогу в апартаменты Хьюберта. Но сперва нужно привести мысли в порядок и решить, как он поступит, если вдруг появится архиепископ и станет задавать вопросы.
Ждать пришлось недолго. Хотя на зов колокола в часовне никто не появился, но где-то полчаса спустя двери распахнулись. Джаван обернулся, Карлан также вскочил, бормоча извинения. На пороге появился архиепископ Хьюберт, и не один, а вместе с Полином Рамосским. У настоятеля ордена лицо было кислое, как обычно, зато розовое личико Хьюберта сияло улыбкой.
— О, принц Джаван, как я рад видеть вас. И зачем же вы стоите на холодных камнях, мой дорогой мальчик? Прошу, займите мою скамеечку!
Джаван поднялся им навстречу и внезапно придумал, какую мысль попытается внушить архиепископу, когда станет целовать его перстень. Он опять воспользовался старой уловкой и сделал вид, что оступился, чтобы подольше удержать руку Хьюберта.
— Ваша милость, — пробормотал он. — Простите, что испортил вам вечер. Я просто хотел провести ночь в молитвах, а отец Алоизий решил, что в соборе это невозможно.
— Хм, конечно, — согласился архиепископ. — И он правильно сделал, что не отправил вас в замок. Конечно, вы можете молиться здесь. — Его улыбка сделалась еще шире. — Должен ли я так понимать, что решается вопрос призвания?
Джаван опустил глаза.
— Я… я еще не вполне уверен, ваша милость. Именно это я и пытаюсь решить для себя.
— Хотите поговорить об этом? — предложил Хьюберт. — Вам, наверняка, известно, что мне довелось помочь многим молодым священникам обрести истинное призвание.
— М-мне кажется, это несколько преждевременно, ваша милость, — осторожно отозвался Джаван. — Я не хотел бы отнимать у вас время, особенно когда у вас гость.
— О, ваше высочество, вы никоим образом не отнимете у меня время. И уверен, настоятель будет счастлив, как и я, если узнает, что вы открыли в себе призвание, как у вашего дражайшего отца — да упокоит Господь его душу. Но я не хочу давить на вас. Это очень важное решение, и чтобы принять его, требуется время. Я дам указания, чтобы ночью вас никто не тревожил. А если вы все же почувствуете, что нуждаетесь в совете, то мои апартаменты — чуть дальше по коридору. Только скажите…
Джаван не верил в собственную удачу. Не только архиепископ отозвался на мысль о том, что принца следует оставить в покое, но и часовня оказалась другая, гораздо ближе к цели. Когда он вновь поцеловал руку Хьюберту, то решился мгновенно проникнуть в его сознание и сумел увидеть мысленный образ его апартаментов, всего через три двери по коридору. А то, что ему удалось проделать этот фокус незамеченным, утвердило принца в мысли, что ему вполне под силу будет совладать с архиепископом, если тот вдруг застанет его на месте преступления.
Сердце колотилось в груди, но он заставил себя успокоиться и проводить гостей, должным образом ответив на благословение Хьюберта, а затем опустился на молитвенную скамеечку и склонил голову. Он надеялся, что сей образ отпечатается в памяти архиепископа — ибо рассчитывал позже оставить на этом месте Карлана, в своем плаще, чтобы ввести в заблуждение случайных соглядатаев, которым вздумалось бы заглянуть в часовню.
Еще полчаса он провел в тревоге, гадая, надолго ли задержится Хьюберт с Полином. Что лучше — совершить вылазку прямо сейчас, в надежде обернуться туда и обратно, пока архиепископ не вернулся к себе, или дождаться, пока тот уснет и попробовать проскользнуть прямо у него под носом? В любом случае, это было рискованно, но Джаван знал, что обязан что-то предпринять, если хочет доставить свое послание.
А вдруг он проникнет в покои архиепископа, отыщет Портал — и обнаружит, что не может им воспользоваться? Все свои планы он строил с расчетом на то, что это ему удастся, но ведь на самом деле он ни разу не пробовал перемещаться в одиночку. Тавис говорил, что Джаван вполне готов к этому, и принцу казалось, он знает, как это сделать, ведь он столько раз следил, как это получалось у Тависа… но теория — это одно, а практика — совсем, совсем другое…
Он вздохнул и растер лицо ладонями, устремив взор на великолепный алтарь, но в действительности совсем его не видя. Нельзя позволить себе утонуть в сомнениях, а не то он так ни на что и не решится… хотя, может, так оно будет и лучше, в конечном итоге, робко заметил внутренний голос. То же самое посоветовал бы ему и Тавис, и наверняка сказал бы, что никакое донесение не стоит такого риска.
Но Джаван был уверен, что его информация жизненно важна. Кроме того, с тех пор, как прервался контакт с друзьями, он чувствовал крайнюю неуверенность. Ему необходимо было выяснить, как у них дела — или хотя бы сообщить о себе. Осторожность отступала перед юношеской горячностью.