Что за вдохновенное лицо! Что за величественная фигура! Какой царственный, почти богоподобный вид был у него в этот момент! А между тем было что-то страшное в его позе, полной вызова и протеста. Он поймал мой удивленный взгляд, и пыл страсти поблек на его лице; он засмеялся и пожал плечами.
— Я думаю, что я рожден быть актером, — сказал он небрежно. — По временам меня одолевает любовь к декламации. Тогда я говорю, как говорят первые министры и господа в парламенте, приспособляясь к характеру часа и не придавая значения ни одному сказанному слову!
— Я не принимаю такого объяснения, — чуть-чуть улыбнулся я, — вы должны придавать значение тому, что говорите; хотя мне думается, что вы скорее натура, действующая под влиянием импульса.
— В самом деле, вы так думаете! — воскликнул он. — Как это умно с вашей стороны, милый Джеффри, как это умно! Но вы ошибаетесь! Нет существа менее импульсивного или более обремененного умыслом, чем я. Верьте мне или не верьте, как хотите. Вера — такое чувство, которое навязать принуждением нельзя. Если б я сказал вам, что я опасный товарищ, что я люблю зло больше, чем добро, что я ненадежный руководитель человека, что бы вы подумали?
— Я бы подумал, что вы чувствуете странную склонность обесценивать свои качества, — сказал я, снова зажигая сигару и несколько забавляясь его горячностью. — И я любил бы вас так же, как люблю теперь, и даже больше, если б это было возможно.
Он сел и устремил прямо на меня свои темные загадочные глаза.
— Темпест, вы следуете примеру хорошеньких женщин: они всегда любят самых отъявленных негодяев!
— Но вы же не негодяй, — заметил я, спокойно куря.
— Нет, я не негодяй, но во мне много дьявольского.
— Тем лучше! — И я лениво развалился на стуле. — Я надеюсь, что и во мне также сидит дьявол!
— Вы верите в него? — спросил Риманец, улыбаясь.
— В дьявола? Конечно, нет!
— Он — весьма интересная легендарная личность, — продолжал князь, закуривая другую сигару и принимаясь медленно пускать клубы дыма, — и он является сюжетом не одной изящной истории. Вообразите его падение с небес! «Люцифер, Сын Утра» — Что за название, что за первенство! Предполагается, что существо, рожденное от Утра, образовалось из прозрачного чистого света; вся теплота поднялась от миллиона сфер и окрасила его светлое лицо, и весь блеск огненных планет пылал в его глазах. Прекрасный и верховный стоял он, этот величественный Архангел, по правую руку Божества, и пред его неутомимым взором проносились великие творческие великолепия Божеской мысли и мечты. Вдруг он заметил вдали, между зародышными материями, новый маленький мир и на нем существо, формирующееся медленно, существо, хотя слабое, но могущественное, хотя высшее, но легкомысленное, — странный парадокс! — предназначенное пройти все фазисы жизни, пока, приняв душу Творца, оно не коснется сознательного Бессмертия — Вечного Торжества. Тогда Люцифер, полный гнева, повернулся к Властелину Сфер и кинул свой безумный вызов, громко закричав: «Не хочешь ли Ты из этого ничтожного слабого создания сделать Ангела, как я? Я протестую и осуждаю Тебя! Если Ты сделаешь человека по нашему образу, то я скорее уничтожу его совершенно, чем стану делить с ним великолепие Твоей Мудрости и славу Твоей Любви!» И Голос страшный и прекрасный ответил ему: «Люцифер, Сын Утра, тебе хорошо известно, что ни одно праздное и безумное слово не должно быть произнесено при мне, так как Свободная Воля есть дар Бессмертных; поэтому, что ты говоришь, то ты и сделаешь! Поди, Гордый Дух, Я лишаю тебя твоего высокого чина! Ты падешь и твои ангелы вместе с тобой! И не возвратишься, пока человек сам не выкупит тебя, поднимет тебя ближе к нему! Когда свет оттолкнет тебя, я прощу тебя и снова приму, но не до тех пор».
— Я никогда не слыхал такого переложения легенды, — сказал я. — Идея, что человек выкупит дьявола, совершенно нова для меня.
— Не правда ли? — Он пристально посмотрел на меня. — Это один из самых поэтичных вариантов истории. Бедный Люцифер! Конечно, его наказание вечно, и расстояние между ним и Небом должно увеличиваться с каждым днем, потому что человек никогда не поможет ему поправить ошибку. Человек отвергнет скорее и охотнее Бога, но дьявола никогда. Посудите тогда, как этот «Люцифер, Сын Утра», Сатана или как иначе он называется должен ненавидеть человечество!
Я улыбнулся.
— Хорошо, но ему оставлено средство, — заметил я, — он не должен никого искушать.
— Вы забываете, что, согласно с легендой, он связан своим словом. Он поклялся перед Богом, что совершенно уничтожит человека; поэтому, если может, он должен исполнить эту клятву. Ангелы, по-видимому, не могут клясться перед Вечным без того, чтоб не стараться исполнить свои обеты. Люди клянутся именем Бога ежедневно без малейшего намерения сдержать свои обещания.