Выбрать главу

— Презерватив, — выдавил он, — в спальне.

Он снова поцеловал ее, долго и медленно, не желая расставаться с ней, даже на секунду. Когда он сдвинулся вверх, она удержала его.

— Еще нет, — прошептала она и завлекла его в следующий поцелуй.

Ее рука запуталась в его волосах, а другая спустилась вниз, прижимая крепче его к себе и удерживая за бок. Когда их губы оторвались друг от друга, она удерживала свои близко, она прижалась к его шее, и проложила дорожку их легких поцелуев до самой челюсти.

— Мне нравится твой запах, — шептала она, обдавая его кожу жарким дыханием. — И то, как твое тело подходит моему телу, — ее пальцы двигались по его спине, касаясь легко, словно перышко, как будто она всю ночь провела под ним. Она прикасалась к нему с любовью, как никакая другая женщина в его жизни, и пробудила в нем другие жизненные потребности. Потребности в том, чего у него никогда не было. Несмотря на сильное желание почувствовать прямо сейчас, как она обволакивает его своим внутренним жаром. Это было то, что он хотел: ее прикосновения, ее поцелуи, ее мягкие вздохи от удовольствия.

— Мне нравится то, какой ты большой, — выдохнула она. — И защитник. Ты заставляешь меня чувствовать себя в безопасности.

— Несмотря на мое прошлое? — он не мог не задать этот вопрос, прежде чем вернуться к ее губам.

Она смотрела на него снизу вверх с такой сладкой улыбкой, что все его переживания испарились.

— Может быть, наоборот, из-за твоего прошлого.

Он поцеловал ее в уголок губ, чувствуя себя так, будто получил самый большой подарок в мире, и затем снова прижался к ней, перемещаясь и укладывая их на бок. Он скользнул одним коленом между ее ног, а другой накрыл ее бедро, полностью переплетая их тела.

— Ммм. Ты видишь, мы идеально подходим друг другу, — прошептала она ему в шею, а ее пальцы так и продолжали гладить его спину, нежно выводя на ней узоры. — Ты наш, «Скорбящий Тру», самый верный защитник, из всех существующих.

— Наш?

Она зевнула и положила руку на его щеку.

— Мой и детей.

Он задался вопросом, может ли она слышать, как ухнуло его сердце, все чувствовалось сильнее из-за этой потрясающей женщины. Он нежно ее поцеловал, упиваясь ощущением ее тела, прижавшегося к нему и безопасно расположившемуся в его руках, в голове он снова и снова проигрывал ее слова и мечтал, чтобы это никогда не заканчивалось.

— Джемма, — ком застрял у него в горле, подавляя все слова, которые он хотел сказать. «Я держу тебя. Чувствую, как ты прикасаешься ко мне. Это все, чего я хотел». Он был твердым как сталь, его член упирался в ее влажные завитки и теплую кожу, но по тому, как она прижималась к нему, по тому, как ее дыхание успокоилось, он понял, что она уснула. Все внутри него встало на свои места, и, в конце концов, — Боже, наконец-то — он почувствовал, что обрел контроль над своей жизнью.

Глава 14

Джемма проснулась на диване в гостиной Трумэна, ее обнаженное тело было прикрыто мягким теплым одеялом. Солнце только-только выглянуло из-за горизонта, голос Трумэна звучал через радио-няню. Обернув вокруг себя одеяло, она не чувствовала ни паники, ни смущения из-за отсутствия на ней одежды. Тепло распространилось по всему ее телу при виде его на экране радио-няни с Линкольном на плече. На нем не было рубашки, на нем были надеты только темные боксеры. Его большая рука двигалась вверх и вниз по спинке младенца и медленно выводила круги. Она не могла видеть лицо ребенка, но увидев, как повисла его ручка, поняла, что малыш снова уснул.

Она нашла свою одежду, аккуратно сложенную рядом, улыбаясь мыслям о Трумэне, когда надевала трусики и блузку, потом подошла к перилам, чтобы понаблюдать за восходом солнца. Слушая через монитор любимый голос Трумэна, она знала, что поступила правильно, когда пришла сюда прошлой ночью, чтобы его увидеть. Он не был человеком, которого нужно бояться.

И прошлая ночь…

Она вздохнула.

Достаточно только вспомнить, как он держал ее, как он раздевал ее, ломая все барьеры, и освободил ее, даря ощущение невесомости и магию. Электрический импульс между ними бесспорно был взрывоопасным, но их тесная духовная связь оказалась гораздо глубже. Когда она лежала в его объятьях прошлой ночью, они были идеально синхронны, и дышать становилось легче, когда он наполнил ее неожиданным счастьем. Она не хотела засыпать, но не могла помочь ему расслабиться после всех тех интенсивных оргазмов и просто задержалась в крепких и горячих объятьях Трумэна. Поскольку она не хотела просыпаться в объятьях Трумэна, проснуться от проявления его любви к Линкольну было еще лучше. Он отдал этим малышам всю свою любовь, ей хотелось бы принять участие в их воспитании, и она знала лучше, чем кто-либо, что ничто не вытеснит это желание. Эти дети нашли свой дом в ее сердце, и они счастливчики, что у них есть он.

Эта полнота чувств сразила ее, как будто она действительно могла почувствовать на ощупь, попробовать и увидеть их. Она задумчиво смотрела сквозь море изувеченных и забытых автомобилей, когда услышала приближение Трумэна. Когда его руки сомкнулись вокруг ее талии и теплые губы коснулись ее щеки, она улыбнулась и повернулась в его объятьях, от него исходил запах мятной зубной пасты и мыла.

— Извини, что оставил тебя одну, — сказал он хрипло сонным голосом.

Она почувствовала себя женственной и миниатюрной рядом с его огромным телом. Её нежный гигант. Её несчастный Тру. Она не сомневалась в том, что ее нежный гигант может превратиться в существо наподобие Халка, если того будет требовать ситуация. Ее сердце сжалось при виде татуировок на его груди, хотя ясно видела это уже во второй раз. Она очертила шею разгневанного дракона своими пальчиками и прижалась губами к огню. Она не могла изменить его прошлого, и каким бы страшным оно не было, оно сделало его тем человеком, каким он стал, так же как отсутствие родительского внимания и любви и самоубийство отца сделали из нее ту, кем она являлась сейчас. Когда она взглянула на него, то ее удивил направленный на нее пристальный взгляд.

— Ты выглядишь обеспокоенным. У Линкольна опять поднялась температура?

— Нет, — ответил он серьезно. — Просто пытаюсь прочитать тебя. Появилось ли сожаление с наступлением нового дня?

Она покачала головой и улыбнулась ему.

— Только то, что ты обнажил свою душу передо мной, а мне нечем поделиться с тобой, чем-то равноценным.

От облегчения его лицо осветилось.

— Ты поделилась со мной большим, чем тебе кажется, — он наклонился и поцеловал ее в плотно сомкнутые губы. Затем рассмеялся, беря ее лицо в ладони: — Однако я хотел бы, чтобы ты раздела со мной лучший поцелуй.

Она крепче сжала губы, чтобы избавить его от своего утреннего «свежего дыхания»:

— Я не почистила зубы.

Он рассмеялся и опустил руки:

— Мой рот был похоронен между твоих ног прошлой ночью. Ты действительно думаешь, что я буду переживать, чистила ли ты зубы?

Что-то изменилось. Может быть, все стало по-другому. Она не была уверенна ни в чем. Его слова прозвучали легко, его улыбка стала более естественной, а его скромный смешок, на самом деле, очень ей понравился, особенно то, как нерешительно он вырвался. Он отдавал ей еще больше, доверял больше, чем признавался. Она смотрела в его глаза. Видела там облегчение и что-то гораздо более сильное. То, что он ей сказал, было нечто особенным, и ей нужно было это услышать, чтобы она перестала думать о содеянном с сожалением, а только верила в лучшее.

Когда его рот обрушился на нее, она также почувствовала разницу в его поцелуе. Он целовал ее более интимно, придерживая одной рукой за щеку, а другой, придерживая за талию, сплетая их тела вместе. Это был опьяняющий и клеймящий поцелуй. Поцелуй, который говорил «Ты моя, а я — твой».