Он жил там полгода, но так и не спускался к гавани. Этот вечер был идеей Джеммы. Дети должны узнать общество, в котором живут. Что может быть лучше прогулки по воде и сладкого вафельного рожка? Она знала, как быть семьей. Просто это была еще одна вещь из длинного списка, которую он в ней обожал. Хотя большую часть ночи она провела у него на квартире, он все равно оставлял ей рисунки утром на двери магазина, как делал прежде. Он боялся распространяться о призраках своего прошлого, но Джемма не боялась демонов, которые создали эту непроглядную тьму в его душе, и это стало его очищением от яда, снедающего его изнутри. Их совместная жизнь текла плавно, и Трумэн начинал чувствовать, что у него есть настоящая семья. Если бы он только мог протянуть руку Куинси, но тот снова выстроил стену между ними.
— Молозеное, — прозвенела Кеннеди.
Кеннеди сунула ему в руки пучок полевых цветов, напоминая о том, что говорила Джемма о желании просто бегать по лугу и быть обычным ребенком, когда она была моложе. Его удивило то, что в ней не было злобы, несмотря на ее воспитание. Любовь, которую она дарила ему и детям, заставляла его иногда чувствовать себя эгоистом, получая ее так легко.
— Мы уже уходим, милая, — Джемма погладила Кеннеди рукой по волосам, распутывая своенравный пучок и снимая розовую заколку.
Это была лишь одна из тех небольших вещей ради детей, для которых Джемма находила время, что заставляли его задуматься о ее детстве. Кто закалывал ей заколками волосы, когда она была маленькой девочкой? Ее няни? Или это была еще одна вещь, которую она упустила в жизни?
Они спускались вниз к «Сладким Губкам». Еще одно «впервые» для Трумэна. Возле небольшого строения фисташкового цвета высились две громадные скульптуры рожка с мороженым. Он поднял Кеннеди на руки, а она приняла позу, пока Джемма фотографировала их. Есть вместе с детьми мороженое — это казалось таким нормальным, это нужно сделать обязательным для большинства людей. Но он был так занят, пытаясь удержать на плаву себя и Куинси, когда они были детьми, что кафе-мороженое даже не возникало на его радаре. Теперь его мозг промчался открывающимся возможностям. Может ли жизнь быть такой, как эта? Нормальной? Он настолько сильно хотел этого, что становилось плохо.
Удерживая Линкольна одной рукой, другую он накинул на плечо Джеммы и наклонился для поцелуя.
— Спасибо тебе, — произнес он тихо.
Она посмотрела на него с любопытством:
— За что?
— За еще одно мое «впервые» и, возможно, если бы я не встретил тебя, то пропустил бы эти моменты, — она не только расширила рамки его мира и мира детей, она его изменила, даже не пытаясь это сделать. Он больше не чувствовал себя как, будто его удел — вечно что-то охранять.
Он придержал дверь для Джеммы, чтобы она могла спокойно пройти.
— Джемма! — на вид девушке, что приветствовала их, было лет двадцать с небольшим. Волосы были завязаны в неряшливый пучок и больше похожи… на солому? Вымыв руки и вытерев их полотенцем, она обошла стойку, ярко улыбаясь: — Кто достал тебя, чтобы ты появилась здесь сегодня? — она присела напротив Кеннеди.
Кеннеди передвинулась за ногу Джеммы и взглянула из-за нее на дружелюбную женщину. Джемма обняла Кеннеди и погладила ее по спине, успокаивая, так сладко, что естественно сердце Трумэна не выдержало и ухнуло вниз.
— Привет Пен, это Кеннеди, — Джемма опустилась на колени рядом с Кеннеди, — Кеннеди, это мой друг Пенни, она любит давать маленьким девочкам рожки с мороженым.
Кеннеди с опаской посмотрела на Пенни. Она вышла из своей скорлупы дома, но на людях где было много незнакомцев, по-прежнему терялась.
— Какой твой любимый вкус? — спросила Пенни.
Джемма взглянула на Трумэна:
— Мы для того и здесь, чтобы это выяснить, — она подняла Кеннеди на руки и подошла к витрине с мороженным. — Я думаю нужно попробовать несколько.
— Такая девочка мне по вкусу, — сказала Пенни, — она поднялась на ноги и улыбнулась Трумэну. — Но, для начала, кто этот татуированный молодой человек с ребенком на руках, который идет прямо за вами? Сталкер?
— Я не могу поверить, что не познакомила вас,— она коснулась руки Трумэна, глядя на него так, что выражение ее лица заставило его внутренности сделать кульбит. — Это мой парень, Трумэн. А этот маленький парень, — она погладила Линкольна по щечке, — его маленький мальчик. Брат Кеннеди.
Эти пять слов заставили его потерять бдительность.
Мой парень и его малыш. Трумэн раньше никогда не был чьим-то парнем. Слышать, как Джемма спокойно об этом говорит, так охотно и с гордостью в глазах, усиливало важность ее роли в их жизни. Для них обоих. Услышав, как Джемма назвала Линкольна его маленьким малышом, ему хотелось исправить это, они стали настолько близки, даже дети чувствовали, что они не только его, но он держал язык за зубами.
— Парень Джеммы? И вы идете в пакете вместе с этими двумя очаровательными детьми? Где же ты его прятала? — Пенни подошла и обняла его. Она сжала его бицепсы, а потом похлопала его по животу.
Трумэн посмотрел поверх ее головы на Джемму, которая смеялась над его неудобствами.
— Приятно познакомиться и с вами тоже, но у меня нет оружия, так что не падайте духом.
— Падать духом? Ха! У меня отличное настроение, — Пенни рассмеялась и вернулась за прилавок, — Я должна почувствовать все, пока могу.
— После того, как она получит все, — сказал Джемма.
Трумэн любил собственнический блеск в глазах Джеммы.
Кеннеди попробовала кучу вкусов, и, в конце концов, остановилась на праздничном торте, а когда они сделали заказ, на него нахлынула печаль. Он был уверен, что Кеннеди никогда не получала торт ко дню рождения. Он посмотрел на Джемму, которая, по-видимому, задумалась о том же. Они были настолько синхронны, в спальне и вне ее, что это никогда не перестанет его удивлять.
К тому времени, как они прощались с Пенни, Кеннеди вышла из своей скорлупы. Она одарила ее сладкой улыбкой и полным ртом мороженого, перед тем как они вышли на улицу.
— Давайте возьмем коляску и спустимся вниз к пляжу. Этот вечер слишком прекрасен, чтобы ехать домой, — Джемма открыла багажник своего автомобиля, и Трумэн передал ей Линкольна, чтобы достать сложенную коляску. Эта девушка принесла столько радости в его жизнь и жизнь детей. Он не мог больше ждать, чтобы показать ей, как она его изменила. Он покажет ей этим вечером, когда они вернуться с прогулки, и он закончит картину, которую начал, как казалось, целую жизнь назад. Демоны, которые стимулировали каждое его действие, трансформировались в нечто иное, что нашло отражение в его последней картине. Впервые с тех пор, как он был подростком и впервые начал рисовать, уединившись на свалке, он хотел поделиться ею с женщиной, которая своим светом разогнала его тьму.
— Разве Пенни не классная? — голос Джеммы вытащил его из своих мыслей.
— Да. Пенни всегда такая?
— Да. Она вся такая бунтарка, не находишь?
Он посадил Кеннеди в коляску, а затем опустил детское кресло, и, укутав Линкольна в одеяло, уложил его. Он притянул к себе Джемму, соприкосновение их тел рождало тепло.
— Я не люблю, когда другие женщины прикасаются ко мне.
Джемма поднялась на цыпочки и прижалась губами к его губам в поцелуе со вкусом мороженого:
— Я думаю, что это делает тебя идеальным парнем.
***
— У нас не достаточно фотографий? — спросил Трумэн, поднимая Кеннеди на руки и отряхивая от песка ее маленькие босые ножки.
Джемма улыбнулась, зная, что у него есть больше миллиона. Трумэн построил вместе с Кеннеди замок из песка. Они собрали много ракушек, чтобы положить дома в вазу и наблюдали за заходом солнца, пока Кеннеди пыталась опережать волны, карабкаясь вверх по берегу. Джемма сделала тонну фотографий. Одна из них стала ее любимой, она сделала ее, когда Линкольн вредничал. Это была красивая фотография с восходящей луной на заднем плане и Линкольном, спящим как в колыбели на груди Трумэна. Трумэн смотрел на Линкольна так, как будто это было самое захватывающее из всего, что он видел, и маленькая ручка Линкольна тянулась к его щеке.