Мое ухо противоестественно, как у лисицы, дернулось, стоило мне услышать тихо-тихо сказанное:
– …бунт…
Что-то из книги? Или же… Я на мысочках пробралась за книжный шкаф, что полностью скрыл меня, и прильнула к полкам. Говорили две женщины.
– …говорят, так и не вернулся.
– Да слухи все…
– Госпожа Сузуки, слухи слухами, но туда направили гвардейцев! Опытных. Не тех, что у ворот красиво стоят.
– Может, просто проверяют.
– Дайме и раньше бунтовали. Но тот приказ о деторождении у людей, кажется, многим пришелся не по вкусу…
Что за закон? Я нахмурилась. Вот уж чем не интересовалась, так это всеми этими политическими скучными новостями о налогах на рис и прочее. Госпожа Сузуки, кем бы она не была, вдруг довольно неприятно хмыкнула.
– Так им и надо, как меня спросить. Одного детеныша им должно вполне хватить. А то плодятся, как муравьи…
Я закачалась и в какой-то момент слишком сильно оперлась на полку. Та заскрипела, подаваясь вперед вместе со мной, я не смогла восстановить равновесие и почувствовала, что падаю. Если бы рядом не оказалась Амэя, что придержала и меня, и груженный свитками и книгами шкаф, госпоже Сузуки было бы несдобровать. Служанка зло на меня цыкнула.
– Если у вас больше нет никаких дел, госпожа, то давайте собираться домой.
Госпожа Сузуки оказалась ханъё-волчицей, пожилой и, кажется, полуслепой. Но, проходя мимо со своей более юной хвостатой спутницей, она глянула на меня так, что я сразу поняла – конечно же она знала, что я подслушиваю. Слух у таких, как она, еще острее звериного. Мне стоило быть приветливой с каждой посетительницей, как бы они не относились к людям, но я смогла лишь нахмуриться.
Бунт дайме… Приказ о деторождении. «Детеныши» и «плодятся, как муравьи» и так часто сказанное мне на улице и во дворце другими ханъё «обезьяна», насмешливое прозвище отца – «обезьянка», чтобы это не казалось мне столь обидным… Все вдруг встало на свои места и сделалось неприятным. И не избавиться от этого так просто, как от запаха жареной рыбы, что пропитывает каждую деталь одежды, как от липкого сиропа на пальцах, как от соринки в глазу.
– Что за приказ о деторождении? – нашла я Хэджайма. Тот не удивился столь внезапному вопросу, но чуть понизил голос, словно говорил о чем-то постыдном.
– О, вот и первое неприятное открытие, о котором я вас предупреждал. Это новое указание от властей, – ответил он, прерывая свою работу над упаковкой заказов. – Контроль за рождаемостью. Людской, конечно. Ханъё плодятся редко.
Мне стало не по себе. Какая-то неведомая тревога прижалась ко мне, холодная и противная, как утопленник.
– Что это значит на практике? – спросила я, хотя страх вгрызался в мою грудь.
– Людям теперь нельзя заводить более одного ребенка мужского пола.
– Какая глупость! А что с теми, у кого уже есть дети? Ведь вы, господин ши Тайра, второй ребенок мужского пола, верно?
– К счастью, я уже не ребенок, – хмыкнул он. – Под приказ попадают дети до десяти лет. Вторые, третьи, четвертые сыновья забираются Драконьим войском. Что с ними будет дальше – неизвестно. Кто-то говорит, что их воспитают и отправят в Ханнь, где те станут сражаться с кочевниками на границах. Кто-то говорит, что они будут служить во дворце Императора и его приближенных, как евнухи.
Мои глаза расширились от удивления и ужаса. Впервые я сталкивалась с таким странным и жестоким указанием.
Наверно, это какая-то шутка. Зачем Императору делать подобное?
– Евнухи? – прошептала я, воспринимая эту новость с трудом.
Хэджайм кивнул, его взгляд выражал тяжелую грусть и сопереживание. Он кивнул посетителю, что ушел с упакованным им заказом, и я вдруг подумала, что он очень хорошо смотрится в роли управляющего этим магазином.
Неприятное открытие. Хэджайм словно действительно уже был моим супругом – вон, даже работает теперь со мной. Все еще сопротивляясь этому, я чуть отстранилась от него. Даже не поняла, что от волнения я почти прильнула к его руке.
– Они не смогут претендовать на власть. Будут оторваны от своих корней и не будут питать слабостей к своим семьях. В общем, станут совершенно безвредны.
– Но почему?!
– Потому что людей становится слишком много. – Воспользовавшись передышкой, Хэджайм потянул шею из стороны в сторону и глотнул из пиалы со своего стола уже давно остывший чай. В голос он добавил насмешку, что горчила, будто плесневелое зерно. – Мы быстрее входим в зрелый возраст, совращаем их почти бессмертных дочерей и заставляем отречься от семьи ради каких-то тридцати-сорока лет под крылом у мужа-человека. От нас чаще рождаются люди, чем ханъё. Мы – их слабость. Ресурсы Нары конечны, у нас мало земли, а армия слишком мала, чтобы сражаться с империей Ханнь или даже островами Вессула за клочок земли.