Русалка
На вокзале Женя видит себя на доске «Внимание: розыск!», около туалетов. Фотография говорит ей, что она существует. Она часто приходит туда и смотрит на новые лица и описания: розовый рюкзак с надписью Barbie, черный рюкзак с утенком, худощавого телосложения, кассетный плеер Sony на поясе, черные кроссовки и серая куртка, шлепанцы и носки красного цвета, рубашка с рисунком «клетка», заколка-крабик с бабочками, носит очки в розовой оправе, на вид лет 13, 10, 8. Читает и додумывает: шрам над бровью – это качелями по лбу, рваный на икре – от велосипедной цепи, в форме полумесяца на ладони – от консервной банки. Женя отрезает волосы над раковиной в «Макдоналдсе» – «под Мирей Матьё», как ее стригла мама, потому что не хотела заплетать косички, а бабушка ворчала – «под горшок». С короткой стрижкой Женю перестают замечать мужчины, а она перестает бояться людей в метро и на улицах. Она красится – сначала осветляется, потом в рыжий; аммиак убивает вшей, помнит она по разговорам старших девочек. Менты на вокзале скользят по ней невидящими взглядами, когда она изучает фотографии. Ее никто не ищет.
Раз в неделю Женя проверяет доску и видит несколько новых объявлений, которые наклеили поверх старых, – они переходят на стену, места не хватает. Некоторые желтеют, выцветают и месяцами растворяются в сером с прожилками мраморе. Для Жени они – свои, она читает и гадает: «Дутая куртка с нашивками, черные джинсы, черные ботинки – сбежал из дома, а шлепанцы, майка – пропал». Из динамика до нее доносятся объявления об отправлении поездов, свою станцию она всегда слышит в списке «кроме».
«Работая в столовой, с голоду не помрешь», – говорила ее бабушка, кивая на сумки в руках выходящих из деревенской школы поваров, и Женя держится у кафе и ресторанов. Перебивается нерегулярными заработками – моет полы, потом посуду; ее повышают – она раскатывает тесто, собирает бургеры, доставляет офисные обеды, единственная «славянка, гражданка РФ», за что ее не любят другие работники. Паспорт Женя получить не успела, у нее есть только свидетельство о рождении, приходится быть осторожной до восемнадцати, чтобы не вернули домой: не попадать в отделения, не вызывать скорую и на юг ездить только автостопом, а не поездами. Она ночует на вписках, в сквотах, подбирает все подряд: спальный мешок, клетчатую мужскую рубашку, клетку для кролика. В толкучке перехода метро подрезает скейтборд: дождавшись момента, когда его хозяин отвлекается на девушку и отпускает его из-под ноги, Женя наугад наступает на край доски, наклоняется и, вцепившись в шершавую деку, подхватывает скейт. Толпа выносит ее к эскалатору, и она обеими руками прижимает к себе спрятанную под курткой добычу, пока позади раздается громкий мат. Выйдя после смены из жара кухни в уже остывший ночной город, она неумело катит на скейте до метро и на последнем поезде едет до конечной.
Девушки ей нравятся больше парней. Но о них нужно заботиться, а парни одевают, кормят, защищают и платят за жилье, поэтому она сходится с ними.
Дольше всего – полгода с поздней весны до осени – она живет в сквоте в огромном, продуваемом сквозняками административном корпусе полуразрушенного завода. Охраны нет, завод, по слухам, собираются то ли снова запустить, то ли снести и построить дорогу. После ночных смен она целый день отсыпается, а вечером пролезает через дыру в стене в конце коридора и, перепрыгивая через провалившиеся ступени, поднимается на крышу. Исследуя завод в поисках цветмета с остальными сквоттерами, она знакомится с Кириллом: русые дреды, цветные татуировки, тоннели в ушах, невыветривающийся запах травы от одежды и волос. Они находят ящик подшипников, и Кирилл меняет их на скейте, а один – «про запас» – вешает ей на шею. Он приносит откуда-то почти новый матрас, с которого Жене не хочется вставать на работу. С Кириллом приятно, накурившись, смотреть на закат и целоваться, свесив ноги с парапета. Он рассказывает ей про Индию, рай среди пальм и ашрамов, где не нужны деньги и можно жить на пляже, – она слушает как сказку, глядя на ржавые гаражи около железки, бродячих собак, и думает: «А в Индии нет бездомных, в Индии все иначе».
Все лето их соседи, украинские художники-реставраторы, метр за метром покрывают стены завода граффити, и где-то в сплетении щупалец кальмаров, обвивших две падающие башни, они изображают и Женю с Кириллом: его легко узнать по дредам, тоннелям и длинному носу, ее – по синему ежику волос. Его шрамы и татуировки для нее как карта – она следует по маршруту сверху вниз, ведет носом, трется щекой, пробует на вкус, чуть прикусывая кожу. При ней он делает новую татуировку – двух отливающих синим рыб, и Женя думает, что это про них. Об остальных татуировках она только слушает его истории и сопоставляет, складывает и вычитает в уме месяцы и годы.