Алина прыгает на продавленном диване, босые ступни проваливаются в щели расходящегося от старости поролона, положенного на жесткую панцирную сетку. У нее перехватывает дыхание, ей весело, она то валится на подушки, то допрыгивает до потолка, касаясь его руками. На ее ладонях остаются куски зеленой краски. Приходя домой, Алина несет их с собой в кровать, и они собираются в складках простыни.
У матери в магазине телевизор выключают только на ночь: она смотрит все, начиная с первых новостей и ток-шоу и заканчивая турецким сериалом или концертом в честь очередного государственного праздника. Алине приходится по нескольку раз переспрашивать, мать почти не замечает ее.
Алина зубрит неправильные глаголы, они даются ей тяжелее всего, она каждый раз с ужасом ждет конца занятия, когда репетитор начнет гонять ее по длинным столбикам слов.
«Ты куда собралась поступать? В МГИМО, что ли?» – спрашивает Алину подруга матери.
«В пед? Около вас? Совсем зазнается теперь девка, – говорит потом подруга, – тебя перестанет за человека считать, без высшего образования-то. Зря ты ее туда отдала. Кем она будет, училкой в школе? Замуж не выйдет, эх-х-х».
Мать Алины гладит ее студенческий, рассматривает синюю печать. «Первый курс, приняли, приняли на очное, бюджет, первый курс». Алина первая в семье, ни у кого до этого не было высшего: бабушка была неграмотной, дед окончил вечернюю школу, отец – литейно-механический технарь, мать вышла замуж сразу после школы. Мать думает: «Дочь-оторва будет учительницей в школе, англичанкой». Тянет про себя: «Англича-а-ан-ка», как тянули насмешливо ее одноклассницы.
Они просыпаются от сирен, треска, грохота, от едкого дыма, проникающего в гараж. Алина распутывает волосы, он шарит в поисках одежды, они одеваются и забираются на крышу посмотреть, что происходит. Один за другим огонь охватывает пустующие этажи автомобильного завода. Дед тоже вылезает на крышу, впервые на Ваниной памяти, до этого он только гонял оттуда детей. Они смотрят на пожар, как в костер, завороженно, вздрагивая, когда что-то взрывается – может, случайная канистра с оставшимся на дне керосином, маслом, тормозной жидкостью. Пожарные работают всю ночь.
Утром приезжают экскаваторы и сгребают дымящиеся кирпич, стекло и бетон в огромные кучи, давят колесами то, что не забрал огонь. На блестящих тонированных машинах приезжают крепкие ребята в кожаных куртках с перстнями-печатками на пальцах. В цеха они не заходят, стоят у ворот, разговаривают по телефонам с антеннами, размахивают руками. О чем говорят – не слышно, слишком далеко, да и ветер в другую сторону. Кожаные оглядывают округу, провожают взглядами поезд, который вдруг очень громко гудит, будто пытается их отогнать, и тогда их взгляды доползают до гаражей на кромке бывшего завода. Алина ежится, несмотря на наступающую жару, и говорит ему: «Пошли отсюда, мне страшно».
Их общая компания – одноклассники, дворовые друзья – узнает о том, что они вместе, когда Алина впервые надевает Ванину красную толстовку. Самая обычная, купленная в переходе, она защищает ее от лишних липких взглядов, чужих рук, предложений выпить, навязчивых звонков и сообщений. Ваня начинает чувствовать ответственность за ее безопасность, это новое для него чувство, сродни родительскому. Каждый день он встречает ее со станции и провожает домой. Если он не будет провожать ее вечерами, это будет делать кто-то другой. Они целуются в подъезде, на лестничной клетке, их губы болят и покрываются синяками, она всегда стремится задержать его подольше и, поднимаясь домой, говорит себе: «Надеюсь, отчим уже уснул».
У них появляются свои привычки. У каждого своя половина дивана, она выдавливает прыщи на его спине, он по утрам греет воду в тазу на электроплитке, когда горячую отключают: знает, что Алина не любит мыться холодной, но утром настолько ленива, что скорее сполоснется из шланга, чем станет возиться с тазом. Алина подметает бетонный пол, выбивает подушки, стирает плед, которым они накрывают диван. Пока плед сушится на протянутой от забора до крыши гаража веревке, Ваня рассматривает грузовики, вывозящие в контейнерах мусор, и задумывается о медных проводах, которые тянутся по крышам от одного здания к другому: их почему-то до сих пор никто не срезал. Он размышляет, сколько они могут стоить, строит маршрут, как в компьютерной игре, прикидывая на глаз, где можно перепрыгнуть, вспоминая, где остались лестницы, а где слишком далеко до другой крыши.