– Бесплодна. А нечего было на блядки ходить.
Иногда она бывает в клубах и барах – пьет до невменяемости, до незрячести, до ощущения невесомости в теле. Марина танцует, и перед ее глазами пляшут неоновые огни. Ее кто-то снимает – видит в ней кусок свежего мяса с дыркой. Наутро она старается не вспоминать об этом и никому не рассказывает.
Приехав на ночной вызов, Марина видит шестнадцатилетнюю девчонку и узнает ее: она учится в той же школе, а ее мать, воющая над телом мужа в комнате, – хозяйка магазина штор. Марина спрашивает, что произошло, девочка отвечает: толкнула, он ударился виском о железный набалдашник в изголовье кровати. Потом зачем-то сообщает, что кровать старая, привезли когда-то из деревни.
– Что он делал у тебя в комнате ночью?
Та объясняет.
Пока девчонка переодевается, Марина рассматривает ее живот, непропорционально большой при таких худых руках и ногах. Она закрывает дверь кухни, сама пишет показания и зачитывает их, проговаривая чуть ли не по слогам, как учительница в школе.
– Хотите варенья? – внезапно спрашивает девчонка, глядя куда-то в пространство. – Яблочного? Из белого налива, мама много закрутила.
Марина обходит соседей. Увидев в глазок ее форму и удостоверение, открывают неохотно, отвечают из-за двери, в глаза ей не смотрят. «Нет, не видели, не слышали, накануне были гости, но разошлись, еще одиннадцати не было».
– А дочь-то у них выросла красавица, сразу видно, не в мать пошла, да? – говорит пожилая соседка с первого этажа и кидает быстрый взгляд на Марину.
Она выходит из дома и видит такой же двор, и соседний подъезд с несмываемыми граффити, и даже такую же мусорку, как та, куда нельзя было выбрасывать полотенце. На детской площадке под грибком сидят подростки с пивом – Марина делает вид, что не замечает.
Она возвращается в отделение и пишет рапорт об увольнении.
Рита
– Не спеши, – говорит Рите Антон, – не торопись ты, дыши ровно.
Они на чердаке, лежат пьяные на полу, и Рита целится из мелкашки в соседских кур.
– Ты вообще умеешь стрелять? – спрашивает Антон.
Все друзья, которые приехали на шашлыки к нему на дачу, разошлись кто куда. Антон и Рита впервые остались вдвоем и, хохоча, вымазались сажей со дна остывшего мангала – теперь у каждого по две полоски на скулах, как у Рэмбо.
– Я умею, – говорит Рита. – Не мешай, не дыши на меня.
Она стреляет – пуля уходит в землю, куры разбегаются.
– Эх, женщина, все надо делать самому. – Антон отнимает ружье, придвигается ближе и прицеливается.
Во двор на шум выходит соседка. Рита отводит дуло от окна, касаясь его рук. В следующую секунду они уже целуются – ее как грузовик сбивает: ни слов, ни мыслей. Остаток дня они лениво лежат под нагретой крышей, пока солнце перемещается из одного угла чердака к другому. «Хорошо, никого не убили», – думает Рита, трезвея.
Его друзья возвращаются, зовут их снизу, разводят вечерний костер. Антон и Рита спускаются, после захода солнца становится неожиданно холодно, и он накидывает на нее свою косуху. Она из настоящей кожи, тяжелая, позвякивает заклепками и цепями. Согревает не она, а тепло Антона.
Начинается дождь, хлещет почти горизонтально, заливается в уши, а косуха воду не пропускает. Волосы Рита просто выжимает и откидывает на спину. Рваные джинсы облепляют ноги, кеды – хоть снимай и выливай. Одежда пахнет маслом, бензином, дымом от костра, но все это она поймет позже, дома. Рита дышит глубоко, долго смотрит ему прямо в глаза, руки просовывает под его футболку: косухи ей мало, его тело, его тепло для нее как кость для собаки – хочется впиться и грызть. Кто-то из его друзей спьяну плещет бензин в костер, и огонь взвивается на несколько метров. Антон заслоняет ее от огня спиной, но Рита жара от костра не чувствует. Жар внутри сильнее.
– Я Алина, – представляется соседка по палате.
Рита задумывается на секунду, перекатывая на языке свое имя: привычное детское – «Р-р-р-ритка, домой!», строгое взрослое – «Маргарита, тяните билет», шальное, выбранное им, совершенно ей не подходящее, – Марго.
– А я Марина, – говорит она.
В больнице все по фамилиям, поэтому невинный, простой обман не раскрывается.
– Маша Смирнова, – говорит она при заселении в общежитие, куда приходит после роддома.