— Оно и видно, что ширпотреб набрала какой-то. Может, кто мертвый носил, а ты даже ж не стирала. Хрен бы высохло за день.
Даша даже не спорила. Не стирала. Она ведь знала, что купила его в трубе, возле вокзала. А матери доказывать ничего не нужно. Но от осознания, что вещь мог носить кто-то мертвый по телу прошел холодок.
— Ну ладно, твое дело, носи эту дрянь. — Испуг Даши явно был одобрен и мать махнула рукой. — Ты все равно ни-ка-кая. Что в этом черном мешке, что в том другом.
Слова обидно отзывались, а Даша молчала. Опустила взгляд в пол и молчала. Нужно переждать.
— Никогда тебя не хотела. Никогда. Ты испортила мою жизнь! До твоего рождения я была свободна, могла гулять, развлекаться, муж в командировках, а я сво-бо-дна. А тут ты. Маленькая, орущая! Все сломала, все! — Мать собиралась было подойти, но пошатнулась и привалилась плечом к стене. — Вечно с тобой нужно возиться, следить, куда-то отводить, чтобы никто не сказал, что я плохая мать. Всем улыбаться и говорить насколько чудесно иметь ребенка, а дома приходится тебе готовить по пять раз эту кашу, которую ты никогда не хотела есть! Мне нужно было сохранить лицо, знать, что другие не скажут “она дрянь”! А потом ты поступила в свой клоповник! Как мне было смотреть в глаза и говорить, что моя дочь не в университете? Что бросила школу ради чего? Строительный! В песке своем и бетоне будешь ковыряться! Мне не похвастаться ничем! Начерта тебе тот волейбол, если тебя даже на соревнования не берут? Подработку себе нашла, как крыса, ковыряешься в бумажках!
Даша аж застыла, чувствуя, как поток материных слов вымывает из-под ее ног почву.
— Ты все делаешь не так! Не как другие! Мне приходиться говорить, лгать, чтобы не выглядеть плохой матерью. А ты, дрянь, даже выплаты у меня забрала! Нажаловалась. Что, плохо жилось? Сваливай к чертям. Уходи, просто собирай свои манатки и уходи к своему отцу! Не хочу тебя видеть, ты все сломала!
Даша набрала в грудь воздуха.
— Но я здесь живу. И квартира не твоя.
— Что ты мне перечишь? Теперь моя, мы развелись, удаленно, полюбовно! И квартирка моя, а вы никто! Вот и сваливай, сваливай! Я оформлю чертовы бумаги завтра, в будний, отвратный будний день. А ты делай что душа пожелает. И мешок свой из комнаты забери. Надарили тебе шмоток, барыня завелась.
Остального Даша не слышала. Она в тумане взяла в ванной пару пакетов, лежащих между стиральной машиной и самой ванной. Запихнула туда со своей полки в комнате белье, полотенце, плевать, что оно не ее, но мать пока не заметит, одежду, которую носила, старый свитер и толстовку. Под какие-то крики, которые не могла разобрать, достала с балкона отцовскую спортивную сумку. Туда сложила содержимое ящиков из письменного стола, тетради, учебники, линейки, бумагу, где-то нашла документы, а пока мать была в ванной, стащила из ее папки свое свидетельство о рождении. Часть пришлось положить в пакет. На компьютере пароль, не войдет, да и куда его тащить? Как?
В панике спрятала во внутренний карман пуховика деньги из шкатулки, застыла… больше то у нее вещей и не было. Разве что продукты, но они никуда не влезут. Придется оставить. Шампунь почти закончился, крем тоже. Косметика была в ящиках. Ничего нет. Все ее вещи поместились в большую спортивную сумку и два пакета. И то, если убрать учебники, вышло бы в половину меньше.
Болела голова. То ли от криков, то ли от эмоций. Уже было без разницы.
Мать вырвала у нее из рук ключи, выбросила один из пакетов на лестничную клетку, хорошо, что это были вещи. Учебники ведь сдавать в колледж нужно. Удалось забрать босоножки. Зачем? Не знала. Это ведь ее обувь. Кроссовки и старенькие ботинки, в которых она недавно пришла.
Туман. Сырость. Страх.
Вот он — ее выход из подъезда.
Лучше бы его не искала.
Не нужна. Испортила жизнь. Ничего не достигла. Никакая. Без фигуры и некрасивая. Никуда не пристроить. Нечем похвастаться.
Слова вертелись в голове, а Даша стояла у подъезда, поставив тяжелую сумку и пакеты на пол.
В это время из окна летели отцовские вещи, ее детские платья и колготки.
Испортила жизнь. Лучше бы не было.
Все повторялось. А туман в голове только сгущался. Даша не знала, что чувствовать. Она стояла в своем дворе и даже не замечала, как по щекам катятся слезы.
Кто-то кричал. Наверное, мать выплескивала в окно свои эмоции.
А Даша понимала, что перегорела. В ней ничего не осталось. Или хотелось, чтобы ничего не осталось. Или так нужно было. Ведь впереди целый день, и ладно он, а ночевать ведь негде. Чертово воскресенье. Можно было бы пойти к директору колледжа, все объяснить, попроситься в общежитие. Не по правилам, она ведь не приезжая, но он бы помог, точно помог. А куда теперь?
К Рите или Игорю пойти не может. Это не гости, ее выгнали, ей негде жить. И вряд ли родители Маргариты будут рады кому-то левому на постоянку. Игорь? Без вариантов. Он парень, живет один. Что это будет? Что о ней подумают? Что будет за это должна?
Оставался вокзал. В фильмах часто люди ночуют там. А с утра пойдет к директору. Может, ей помогут. На ее стипендию не то, что квартиру… даже общежитие не оплатить. Но скоро должны прийти деньги от отца, сможет перекрыть месяц, а там найдет подработку. Хоть какую-то. Хоть что-то.
— Даша? Даш!
Чей-то знакомый голос… Кто-то трясет за плечи.
— Ну вот тебе… ох, Даша, прости, поезд перепутали, Андрей приехал раньше, нужно было забрать. Что случилось? — тетя Таня говорила словно из-за стеклянной стены.
— Я больше там не живу, — выдавила Даша.
Только сейчас поняла насколько жалко выглядит. Постаралась отойти, вытереть слезы. Нужно взять себя в руки и что-то делать.
— Давай я с ней поговорю? Давай…
И Таня не говорила, увидела как летят очередные вещи и услышала нецензурную брань о том, что Лариса наконец-то свободна и все идут к чертям. Все поняла, кому-то позвонила.
— Андрюш, папа еще в гараже? Ах, да, карбюратор барахлит, жигули эти… слушай, а ты мог бы спуститься? Помочь нужно.
Даша слышала, но почти не понимала слов, в ней кипели эмоции. Странная, защитная отстраненность. Иначе можно сойти с ума. Просто нужно дышать, а там новый, день, там что-то придумает. Главное не реветь посреди улицы. Соседи сплетни будут пускать.
Совсем скоро появился Андрей. Чуть исхудавший, явно уставший, с синяками под глазами. Он все понял. Взял сумку, что-то пробормотал о том, как это Даша несла сама и пошел к ним в подъезд. А тетя Таня молча взяла Дашу под локоть.
— Побудешь у нас.
— Неудобно, я в колледж пойду, попрошусь в общежитие. Готовить умею, справлюсь.
Ей не хотелось быть неудобной, не хотелось навязываться и быть обязанной. Она не знала чем может отблагодарить.
— Неудобно на улице жить, ты остаешься, как я твоему отцу в глаза потом посмотрю? Он вкалывает на объекте, чтобы ты нормально жила, а ты на улице. Одна. Так не пойдет, — возразила мама Андрея. — Совсем спятила после развода. Квартиру получила, дрянь.
Последние слова Таня зло пробормотала, оглядываясь назад. Думала, что Даша не услышит.
Развод. Это слово медленно начало до нее доходить. Вот в чем дело. Вот причина пьянки и развязанных рук.
Теперь отправная точка была понятна. Ее не хотели. Случайный ребенок, испортивший мечты Ларисы. Неудобный ребенок, который не в состоянии позаботиться сам о себе. Неправильный ребенок, которым нельзя похвастаться и вынуждающий делать и говорить, как у других. Повзрослевший ребенок, который больше не делает так, как сказала мать. Компрометирующий, вызывающий слухи, портящий репутацию, мешающий жить.
Она. Не. Нужна. Была. Есть. Будет.
Случайность.
Стоило смириться. Подсознательно Даша давно это понимала. Кружки появлялись в ее жизни, потому что подруги мамы отводили туда детей. На еде и одежде всегда экономила, ведь это ребенок, он завтра вырастет или испачкает все, а новенькая помада прослужит пару месяцев и на мать будут обращать внимание. Нужно быть дома, никуда не ходить, ничего плохого не делать, а то придется нести ответственность. Вдруг что случится. Между ними всегда была пропасть. Не. Любви.