Дыши легко. Часто, а после глубоко.
Ей было пять.
Домашний телефон звонил второй раз. Неприятное пищание повторялось, отвлекая от игры. Мама была на кухне.
Даша взяла трубку. Голос учительницы по английскому был ей знаком. Но что говорили разобрать было трудно. Запомнила только то, что занятия перенесли в новое здание.
— Ну что ты хватаешь все! Дарья!
Мать выхватила телефон, пару раз сказала “Ало!”, но, учительница завершила разговор.
— И кто звонил? — Она была зла.
— Английский перенесли в новое здание.
— И какое? Ты хоть адрес запомнила, глупая твоя голова! Ну?
— Нет, улица…
Даша лихорадочно вспоминала слова, но в голове была полная пустота. Страх сковывал, горло пересохло. Больше ничего сказать не выходило.
— Строишь из себя взрослую? Собирайся! Бегом! Пойдем на занятия. Как раз доведешь, покажешь дорогу. Ты же знаешь как дойти!
Мать схватила ее за шиворот и что есть силы толкнула в сторону шкафа.
— Как оденешься, так и пойдешь. Живо!
Пока Даша дрожащими руками натягивала колготы, неприятные колющиеся поддевы и большой свитер с разноцветными пятнами, мать ушла в коридор к другому домашнему телефону. Из отрывков было понятно: говорила с учительницей.
После хлопок. Бросила трубку.
Внутри все похолодело. Хотелось исчезнуть, оказаться где угодно, но спрятаться негде. Ей придется переждать плохое настроение матери.
— Отлично. Вот так и пойдешь. На стуле куртка, ботинки сама найдешь. И только попробуй вякнуть что-то. Прибью! Вся в отца, главное быть первой!
Как оделась и вышли из дому — не помнила. В сознании осталось ватное, непонятное ощущение. Будто вместо нее, как и в разговоре по телефону, был кто-то другой. То ли память подводила, то ли делала тогда все не совсем осознанно. Не узнать.
На улице мороз неприятно кололся. Щеки горели, а ноги замерзали и скользили по утоптанному снегу.
Даша не успевала идти за матерью. Падала. Ее тут же дергали, поднимая на ноги.
— Что вы ребенка дергаете? На улице ведь. Не издевайтесь!
Мужчина крикнул это в их сторону. Внутри Даши затаилась надежда вдруг это поможет. Вдруг, все прекратится.
Задумавшись, она поскользнулась и упала. Из рук вылетел пакет. Пенал рассыпался на льду. Разломался.
Дальше все смешалось. Крики, ругань, подзатыльник. Даша жадно глотала воздух, зная, что плакать нельзя. Нельзя. Будет хуже. Перетерпеть. Дожить до занятия. Там успокоится, там мать уйдет. Там она не сможет ничего говорить, ничего делать.
— Даша? Даш! — голос отца прозвучал так громко, что Даша отступила назад. — Ты чего застыла? Что случилось то?
— П-портфель порвался, где-то ключи затерялись в нем. Прости.
Голос предательски дрожал. Стоило говорить себе: “Все прошлом, хватит, хватит вспоминать. Все неважно”. Вот только важно. Больно. Будто вчера.
— Портфель? И поделом ему. Выберем тебе новый, ну, проходи, не стой. Сейчас тебе картошку пожарю. Ты ее еще любишь?
Даша просто кивнула и заставила себя переступить порог. Еще не отпустило. Ничего. Вокруг привычные рыжеватые обои в полоску, ненавистный ковер, который приходилось пылесосить каждый раз, после того как мать, в порыве злости, сметала с коридорной тумбочки весь хлам. Потом собирала заново.
То же повторялось со шкафом. Она выбрасывала вещи с полок, ворчала себе под нос и складывала заново. Вещи, которые были на Дашу давно маленькими. Вещи, которые она ни разу не надевала, ведь: “на будущее”, “на потом”, “ты не доросла”, “это слишком взрослое”, “тебе это отдали зря, полежит, а пока ты в нем корова”. И плевать, что “будущее” для этих тряпок никогда не наступало.
Иногда, в отсутствие матери, Даша доставала понравившиеся кофты, прятала в сумку, в полиэтиленовый пакет из маркета, а потом, в подъезде соседнего дома переодевалась.
— Ладно, не зависай, Даш? Устала?
Отец озабочено щурился. Без очков плохо видел, но дома оставлял их на прикроватной тумбочке и, как говорил, привыкал в реальному миру.
Постарел. В уголках глаз собрались первые морщины. Карие, как у Даши, глаза изучали реакцию дочери. Он не злился, пытался понять что творится в голове у подростка.
— Устала, — вырвалось само.
— Пойдем, у меня для тебя кое-что есть!
Он нерешительно похлопал ее по плечу и широко улыбнулся.
Даша знала, что ее ждет. От этого рассеянно разулась, лихорадочно соображая как должна реагировать.
На темном столике в углу кухни, стоял новенький экран, а внизу тихо жужжал компьютерный блок.
Не верилось. Нет. Нет.
— Давай создадим тебе пароль и второго пользователя с каким-то другим, вдруг, старый забудешь, когда я в отъезде.
Он отодвинул стул Даше. И та, находясь в шоке, села.
Как только дело было закончено, отец хлопнул себя по коленям.
— Картошку забыл! Пригорит же! — Рассмеялся. — А смогла бы помешать? Я кое-что принесу еще.
— Да… и спасибо, пап.
Она нерешительно обняла его. И, пока странное ощущение поддержки не испарилось, пошла мешать лопаткой картошку.
— Лариса! Ты куда дела синий пакет, а?
Голос отца был недовольным. Он, скорее, не спрашивал, а возмущался.
— В шкафу. Нечего отдавать! Игорь, блин, что ты ей притащил? В своем уме?
— Это Женя подобрала, крестная все-таки. Немедленно отдай!
— Что ты мне указываешь? А? Хочешь дочь под венец раньше времени отдать? Или чтобы она себе кого-то подцепила и в подоле принесла? Я не позволю! Игорь, черт возьми, поезжай в свои командировки и к Женям!
— Я не спрашивал разрешения.
Отец сказал это ледяным и абсолютно спокойным тоном. Но эта взвешенная реакцию пугала Дашу больше истерики матери. Содержимое пакета было не важным.
В голове закрадывались тревожные мысли. Что, если отец уйдет? Насовсем. Они впервые ссорились при ней.
Уйдет и тогда…
Даша остановила себя. Нельзя об этом думать всерьез. Нельзя. Говорят, сбудется.
Отец вернулся спустя пару минут. Хмурый, но спокойный. В одной руке держал темно-синий пакет, а во второй черную резинку, которой обычно перевязывал длинные, с первой сединой, волосы.
— Ну, доставай. Крестная тебе собрала что-то девчачье, — он говорил с явным волнением.
Ему было важно понравится или нет. Теперь и Даша нервно кусала губы.
Пакет приятно шуршал, а пальцы дрожали в предвкушении. Что там? Первым показалась ткань в цвет пакета. Развернула — легкое платье с аккуратным плетеным пояском. А еще джинсы, пара футболок: белая, серая, черная и бордовая. Под ними коробка с черными босоножками на большой платформе и косметичка.
— Спасибо…
— Не благодари, ешь, собирайся и иди гулять, развеешься после учебы, а за компьютером посидишь завтра. Я сегодня настрою в нем все, если доверяешь.
— Да!
Даша не верила своим ушам. Вот так просто? Раньше отца мало заботило происходящее дома. Он приезжал, отсыпался недельку и уезжал. А сейчас в нем что-то изменилось, но Даша не могла озвучить это ощущение. Пока не знала как его назвать. Сожаление об утраченном времени?
Пока отец не передумал, взяла платье и косметичку.
— Босоножки забыла. Завтра, кстати, пройдемся на вокзал, выберем тебе новую обувь, — явно хотел что-то добавить, но сказал только это.
— Спасибо! А…
— Лариса ничего не скажет, — он мягко произнес это. — Не волнуйся. Беги.
Стоило ущипнуть себя, вот только Даша и так понимала: не сон. Обычно отец называл маму Лара. А теперь в, казалось спокойном тоне и “Ларисе”, отчетливо читалось раздражение на супругу.
Правда часто скользит в произношении имени. Так писалось в какой-то книге.
Замок в ванной поддался со второго раза. Он оцарапал разбухшую от влаги древесину. В комнате мать, на кухне отец, а в большой комнате не закроешься.
Пару секунд Даша задумчиво смотрела на платье в своей руке. Боялась, что окажется маленьким и не влезет в него. Мать часто говорила, что дочь растет и становится “коровой”. Навязчивые замечания и уколы по самолюбию не прошли бесследно. Даше всегда казалось, что она какая-то не такая: недостаточно красива, волосы не такие, как нужно, типаж внешности не тот. Но толстой никогда себя не считала. Она видела полных девочек, хотя и те, по ее мнению, выглядели симпатично. Но иногда сомнения и страх все равно накатывали на нее.
— Ладно… — сказала и тяжело вздохнула.
На удивление село хорошо. Хлопок чуть-чуть помялся, но приятно касался кожи. Гладкий и непривычно нежный. Плечики были на месте, а пояс аккуратно собрал чуть-чуть ткани на поясе. Так платье перестало выглядеть слегка мешковатым.
Удобнее всего оказались босоножки. Платформы будто и не было, а мягкие детали не натрут! Как же эта обувь отличалась от советской маминой, которую втихаря выходило достать из коробок и примерить.
Осталось самое страшное. Замок косметички открылся не с первого раза: он зажевал ярлычок изнутри и пришлось повозиться. Крем, коричневый карандаш, тушь, двушка теней и кругленькая пудра.
Даша растерялась немного. Иногда, втихаря, подкрашивала глаза маминым карандашиком, все равно почти не видно, а к вечеру он и вовсе исчезал, мать даже не замечала. А тут тушь! Тени!
На самом дне нашлась пара кисточек. С них и начала краситься. Набрала немного темно-коричневого оттенка и нанесла в уголок верхнего века. Совсем близко к ресницам, как девочки в колледже рисовали стрелки, так и она делала это тенями, мягко растушевывая.
Боялась, поэтому вышло не ярко и едва заметно. Но нанесла еще вниз, так глаза стали ярче. И, прикусив губу, рискнула чуть-чуть прокрасить межресничку карандашом.
Посмотрела в зеркало — вроде, ничего не изменилось, но так Даша стала чувствовать себя комфортнее. Плюнув на то, что скажет мать, накрасила ресницы и чуть-чуть припудрилась.
Когда складывала косметику обратно, заметила на самом дне маленький пробник парфюмов. Сладкие, цветочные. Но так показалось на первый взгляд. На самом деле пахло ананасом, а как только выветрилось, чем-то нежным и мягким, едва уловимым.
— На… запястье и шею, так…
Даша вспоминала как наносила парфюм Ирка. Обливаться им с ног до головы точно не стоило. Ей не нужно маскировать сигареты. Поэтому намазала на запястья и немножечко на шею.
Дальше было сложно. Стоило куда-то спрятать косметичку вдруг мать отберет. Скажет, что рано ей, что на трассу с таким ходят. Решено было положить в ящик с тетрадями на кухне. А карандаш и парфюм, на всякий случай, спрячет на книжной полке. Там искать никто ничего не будет.
— Чудесно выглядишь! Крестная угадала со всем, — он сказал это с теплом и широко улыбнулся. — Есть будешь?
Отец стоял с тарелкой картошки. А Даша смущено опустила глаза и вспомнила, что действительно голодна.
— Да, сейчас только положу…
— Хорошо, я поставлю тебе.
Он улыбнулся и начал накладывать еду.
Даша пару секунд не дышала. Боялась что что-то скажет, но ничего не происходило. Отца явно не смущал ее внешний вид и он точно не был против.
Тихо проскользнула к обеденному столу, а потом к письменному. Самый нижний ящик открывался с трудом, пришлось подергать. Косметичка идеально спряталась за грудой тетрадей. А вот с карандашом и духами пришлось повозиться: Даша забралась на стол и положила их поверх книг, почти у самой стенки.
Засвистел чайник. Отец заваривал себе кофе, судя по аромату.
Он принес сразу две тарелки.
— Лариса ужинать не будет, она обиженно сидит в комнате, так что ждать не будем.
— И не звать? — нерешительно спросила Даша.
— Нет. Я поговорю с ней пока ты будешь гулять, найдем компромисс.
Он не давил, ничего не выспрашивал, не задавал лишних или наводящих вопросов. Именно поэтому Даше хотелось с ним поговорить. Но пока не решалась.
Пока что был не подходящий момент.