Таня оборачивается. Молодой высокий парень в черной куртке, по виду немного старше ее Маняшки, улыбается ей понимающе и по-доброму.
- Садитесь, - говорит он, - пока никто не занял. Вам, наверное, до конечной?
Неважно, откуда он знает, неважно, что она для него, годящегося ей почти в сыновья, далеко не «девушка», главное - место у окна, и можно будет сесть, отвернуться к черному стеклу и спрятать от всех свои слезы, такие неуместные - подумаешь, толкнули! И тогда не придется объяснять и про две почти бессонные ночи, и про Мишку, и про свой страх, да что там - ужас, охвативший ее перед высокими белыми дверями, стиснувший горло ледяной рукой. Не от мороза ей холодно, и не такие морозы бывали, а от этого ужаса, страха и за любимого человека, и за себя - как я останусь одна? И за Маняшку, которой нельзя без отца, - вот ведь, и такие мысли носились, как встрепанные, в ее голове в те три часа, пока шла операция. Таня ругала себя за них, но они возвращались, долбились с идиотским упорством, на краю сознания: как мы без него? Как мы без него?
Да елки-палки, что за бред! Ей ведь сказали уже - жить будет. И сегодня Мишку должны перевести в палату. И все будет хорошо! Таня неловко устраивает на коленях свою сумку, ерзает на сиденье, стискивает пальцы в варежках. Обязательно будет. Потому что скоро весна.
«Скоро весна», - видит она перед глазами и кивает: ну вот, правда!
И только потом понимает, что это не чудится ей, и не галлюцинации от бессонницы, а просто надпись. На замороженном стекле вагона кто-то вывел ногтем, крупно, прямо посередине окна: «Скоро весна. Держитесь!».
Таня моргает, снова трет глаза. Нет, не чудится. Кривые, корявые буквы.
И весь вагон видит их. И люди улыбаются замерзшими губами, и переговариваются тихонько, и пропускают друг друга к этой смешной и трогательной надежде. Надежде на чудо. На то, что скоро весна. На то, что ледяной ужас и мрак, сковавший нас, не бесконечен. Держитесь, люди, это кончится. Это пароль.
И вагон откликается гулом голосов: мы держимся. Скоро весна. Отзыв.
Таня украдкой гладит варежкой выцарапанные каракули. Еще немножко - и можно попробовать улыбнуться.
В кармане куртки взрывается вальсом Штрауса телефон. Негнущимися руками Таня достает свою серебристую «лопату»; на экране - номер Мишки. Жмет, жмет в зеленую трубку под фотографией мужа, пока не догадывается, что нужно снять варежку, иначе не срабатывает сенсор. Дрожащей рукой подносит телефон к уху.
- Танюшка, - доносится до нее слабый, хриплый, совсем не похожий на себя, но все-таки бесконечно знакомый голос. - Привет, маленькая. Это я.
28.01.2018