Я взялся было за шлем. И… что? Идти в полицейский участок? Позвонить в ФБР? Сесть в тюрьму? Даже если сдамся, ничего не изменится…
Я никогда не стану одним из них. Я понял это, как только получил Силу. Нет, гораздо раньше — еще в детстве, в первый день в школе; на улицах теплого и дождливого Бангкока; в колледже. Если ты — другой, то знаешь об этом всегда, и ничего не исправить, даже если захочется. Что делать, если душа не такая, как у всех? Надо брать, что дают, стать таким героем, каким получится. Героем собственной, холодной, извращенной души.
Пора начинать снова. Быть может, в этот раз все будет по-другому… Я извлек урок из ошибок. Если Сполох исчез, то у меня появился шанс.
Поживу-ка я в мотеле «Звездный свет». Развалины предыдущей базы остынут нескоро. Результаты слежки за героями показали, что мне, похоже, удалось уйти. На соседней улице магазин электроники, медной проволокой я обеспечен, еды на вынос в округе хватает. Планов и идей, проработанных в тюрьме, достаточно. За несколько недель на свободе можно добиться многого.
Требуется детальная проработка, но суть нового плана проста. Для мирового господства нужны четыре предмета: зеркало, книга, кукла и драгоценный камень. Элементарный фокус, который я придумал в заключении. Четыре никому не нужных вещи, отсеянные из мирового хаоса… Стоит соединить их особым образом — и они получат абсолютное значение! Не знаю, где их взять, но обязательно раздобуду, пока меня не поймали. К тому же, в плане слишком много переменных: куда делся Сполох? Что, если он вернется?
Я осторожен: ночью ношу темные очки, говорю, коверкая голос. Но меня видел кассир в угловом магазине — араб в розовой форменной рубашке. Приемщик в прачечной знает меня под другим именем. Два сменных портье в мотеле, старик-владелец, прыщавая девчонка с тусклым взглядом. Разносчик из китайского ресторана. Интересно, кем они меня считают? Кто угодно способен раскрыть мою тайну!
Всю ночь под окнами ездят машины. Мебель сдвинута к углам номера, детали нового, улучшенного Жезла силы разложены на простыне, постеленной поверх ковра — каркас и спутанные провода. Пока это только металлическая рама, электронные схемы и проволока, но я кое-чего жду… Ник Напалм привезет недостающие части — то, что в радиомагазине не купишь. В тюрьме я переделал схему, разработал ее в голове, в темноте, под мерные шаги охранников за дверью.
Вспомнилась предпоследняя попытка: боевой дирижабль накренился, черные клубы дыма в чистом воздухе. Я — в орбитальной шлюпке; пристегнул ремень, дрожащими руками заправил бак — до сих пор в носу запах ракетного топлива. Последний из пяти планов побега в конце списка, составленного на базе.
Сполох объединился с гигантом-Батальоном — две с половиной тонны металла, непонятно как дрейфующего на летнем ветерке; жуткое зрелище! Я бросил на борьбу с ними все имеющиеся ресурсы, но Сполох висел в воздухе, спокойный, уравновешенный, бодрый, как будто только что сошел с белоснежной яхты. Под нами распростерся Квинс, ближе, чем хотелось бы — я терял высоту и взглядом выбирал место для безопасного падения. Вскоре отправлюсь в тюрьму, отсиживать десятый срок.
— Сдаешься? — крикнул он.
— Никогда!
«Никогда» значит «никогда». Я так мечтал о дне, когда свершится мой план, когда все, выверенное до последней детали, встанет на свои места — последний шарик упадет в последнюю чашу и сработает последний рычаг величайшей в мире машины Руба Голдберга.[8]
Я продемонстрирую абсолютное оружие, построю лазер, запущу спутник для управления погодой; небеса затанцуют, исполняя любой мой каприз. Все будет по моему желанию: солнечные дни, черные ревущие шторма, полуденный дождик. Долгие годы я скрывался, мечтая о мире, где погодой можно управлять…
— Сдавайся или умри!
Ветер приносит новые запахи на мостик боевого дирижабля… Осень.
Глава шестая
Игра началась
Оконные стекла выбило на несколько кварталов вокруг. В утренних теленовостях показывают Ника Напалма — сражается, объятый пламенем. Рано утром эвакуировали весь район, повсюду царит зловещая тишь. Мы с Девой проходим за первое ограждение — она показывает полицейскому у барьера удостоверение, а тот таращится на наши костюмы, как будто мы — яркие и ядовитые рыбы.
Дева идет вперед, не глядя на меня. В трех кварталах — склад, где держат Напалма. Прохожу по улицам в костюме, чувствую себя инопланетной гостьей. Шаги звенят в тишине. Зияют пустые фасады, запятнанные ожогами; воздух гудит, взрезаемый напряженными телами. Возле склада — пожарные машины.
У дверей порываюсь достать временное удостоверение, но Дева стремительно входит внутрь; я иду следом.
— Это новенькая, со мной, — бросает она. Как мило.
Внутри все знакомо: процедуры захвата враждебного метачеловека незапротоколированы, не имеют ничего общего с обыкновенным арестом. Ник Напалм лежит лицом вниз на расчищенном пятачке в центре бетонного пола, руки скованы за спиной. Полицейский поливает его из шланга, чтобы сдержать пламя.
Вокруг пленника красной краской очерчен круг радиусом шестнадцать футов; десяток полицейских в бронежилетах наблюдают из-за штабеля автомобильных покрышек. Вид у них злой и измученный. Утро выдалось опасное, и все из-за того, что два супермена провели веселую ночку в городе. Снайперы лениво опираются на перила.
Он лежит в луже воды, стекающей сквозь решетку в полу. Ник Напалм невысок, худощав, темноволос и смугл. На нем длинный черно-оранжевый балахон. Наряд наверняка впечатляюще выглядит в сухом виде, но сейчас он больше похож на ворох мокрых тряпок. Ник не двигается. На щеке — глубокие ссадины.
Ник Напалм полностью соответствует своему имени: человек-огнемет. В припадке он сжигает все на своем пути. Глаза пустые, как у шизофреника, голос глухой… если не считать приступов пиромании, он здраво мыслит, на жизнь старается заработать, как и все остальные. Надо полагать, безумцам свойственны врожденная практичность и хитрость. Ник умудрялся сбегать из всевозможных несгораемых камер.
При нашем появлении полицейские оборачиваются. Смотрят на костюмы не особенно дружелюбно, но с некоторым облегчением. По их мнению, мы привычны к ненормальности. Мы возьмем этот бардак на себя. Нас уводят за ограждение из шин.
— Ник Напалм. Всю ночь вчера дрался с Медвежьей Шкурой. Украли драгоценный камень, не поделили добычу. Завалили его примерно в шесть утра. Пришло распоряжение вызвать вас.
Дева привыкла к подобным разговорам; держится вежливо, но отстраненно.
— Спасибо. Куда делся камень, известно?
— Исчез. А вы где ночью были?
— Наши заботы.
Ну да, они с Черным Волком опять ругались. Мне через коридор было слышно.
Мы ступаем внутрь магического круга, подходим к лежащему пленнику. За нами никто не идет. Я опускаюсь на колени, чтобы было удобней говорить.
Его держат под струей воды; забрызгивает и меня. Он не двигается. Вот что происходит с талантами и амбициями таких, как он…
— Ник, — шепчу я.
— Железный Дровосек, — голос невнятный, мешает подбитая скула и неудобная поза на цементном полу. Он в сознании. — Спаси меня… Меня убьют! Я подслушал…
Вполне возможно. Скажут, что при попытке к бегству. О нем никто жалеть не станет.
— Расскажи нам о Сполохе.
— Сначала вытащи меня отсюда. Организуй чрезвычайную охрану, ты же можешь…
— А с чего мне напрягаться?
— Я его видел. Доктора Невозможного. Четыре дня назад. Скажу, где.
— Черт! — я смотрю на Деву. Что делать?
— Давай. Уводим его! — ей не терпится.
8
Руб Голдберг (Rube Goldberg, 1883–1970 гг.) — художник и скульптор, которые изобретал сложные механизмы, конструкции из хитроумно соединенных предметов, для выполнения простых действий.