Хорошо бы выйти и посмотреть на звезды. Мы с родителями ездили с палаткой на Юго-Запад. Я лежал и смотрел на прекрасные звездные узоры, простирающиеся до бесконечности. Хорошо бы вновь взглянуть на звезды. В детстве они успокаивали, показывали, что в мире есть порядок, закономерность, и я ее часть, хоть и маленькая. А когда родители рассказали, как долго идет свет, прежде чем достичь моих глаз, мне было приятно – не знаю почему.
Здесь звезд не видно. На стоянке у соседнего дома включают натриевые лампы с розовато-желтым свечением. Из-за них воздух кажется мутным и звезды не пробиваются сквозь плотную завесу мрака. Видна только луна и несколько ярких звезд и планет.
Раньше я иногда выезжал за город и искал место, откуда можно смотреть на ночное небо. Это непросто. Если я вставал на проселочной дороге и выключал фары, то боялся, что проедет другая машина и врежется в меня. Если парковался у дороги или на съезде, то опасался, что местные жители меня заметят и вызовут полицию. Полицейские приедут и спросят, что я тут делаю посреди ночи. Они не поверят, что я смотрю на звезды. Скажут – это предлог. Я больше не езжу за город. Я коплю деньги, чтобы провести отпуск там, где можно любоваться на звезды.
С полицией у каждого своя история. Некоторые из нас чаще попадают в неприятности, некоторые реже. Джордж – он вырос с Сан-Антонио – говорит, что не трогают только богатых белых нормальных людей, остальные – потенциальные преступники. Его много раз останавливали в юности, потому что он научился разговаривать лишь к двенадцати годам, и то не очень хорошо. Они всегда думали, что он пьян или под наркотиками. Его забирали в участок, «чтобы разобраться», даже когда на нем был браслет с пометкой, что он страдает аутизмом и не может говорить. Обратно не отвозили, а вызывали кого-то из родителей. И мама, и папа у него работали, поэтому он просиживал в участке по три-четыре часа.
Со мной такого не случалось, но меня тоже иногда останавливают по непонятной причине, как тогда в аэропорту. Я очень пугаюсь резкого тона, и мне становится сложно говорить. Я долго репетировал фразу «Меня зовут Лу Арриндейл, я аутист, и мне трудно отвечать на вопросы» перед зеркалом, чтобы произнести ее, несмотря на испуг. Когда мне очень страшно, мой голос звучит резко и натянуто. Когда спрашивают: «У вас есть удостоверение?», – нужно сказать: «Оно в кармане». Если сразу полезть в карман за кошельком, полицейский может испугаться и даже убить меня. Наша учительница в старших классах мисс Севия объясняла, что полицейские иногда стреляют в людей, когда те достают удостоверение, потому что думают, что у них там нож или пистолет.
По-моему, это неправильно, однако я читал, что суд оправдывает полицейских, которые действовали в состоянии испуга. А обычный человек не имеет права стрелять в полицейского, даже если полицейский его сильно напугал.
Это неправильно. Несправедливо.
Полицейский, который приходил к нам в старших классах, сказал, что они заботятся о нас и их должны бояться лишь нарушители. Джен Бручард выразил мои мысли, заметив, что трудно не бояться, когда на тебя кричат и угрожают положить лицом вниз на землю. Даже если ты не нарушитель, поневоле испугаешься, когда громила в форме направляет на тебя пистолет. Полицейский покраснел и сказал, что хамить не обязательно. Я подумал, что ему тоже. Но благоразумно промолчал.
А полицейский, который живет в моем доме, всегда ко мне мил. Его зовут Дэниел Брайс, но он просит обращаться к нему Дэнни. При встрече он всегда говорит «доброе утро» или «добрый вечер», и я отвечаю «доброе утро» или «добрый вечер». Он как-то отметил, какая чистая у меня машина. Еще мы вместе помогали мисс Уотсон, когда она переезжала в дом престарелых: мы снесли вниз кофейный столик, я держал один конец, а Дэниел Брайс – другой. Он вызвался идти спиной вперед. Я никогда не слышал, чтобы Дэниел Брайс на кого-то кричал. Не знаю, что он думает обо мне, – знаю только, что ему нравится моя чистая машина. Не знаю, в курсе ли он, что я аутист. Я стараюсь не бояться его, потому что я не нарушитель, но все же немного боюсь.
Я пытался смотреть сериалы про расследования по телевизору, но они меня не успокоили. Там полицейские вечно усталые и злые, как будто так и должно быть. Мне нельзя быть сердитым, когда я сержусь, а им можно.
Но нельзя судить человека по поступкам ему подобных – мне не нравится, когда так судят обо мне, поэтому я стараюсь быть справедливым к Дэнни Брайсу. Когда он улыбается, я улыбаюсь в ответ. Когда говорит «доброе утро» или «добрый вечер» при встрече, я тоже говорю «доброе утро» или «добрый вечер». Я пытаюсь убедить себя, что его пистолет игрушечный, чтобы не обливаться по́том в его присутствии, чтобы он не заподозрил меня в чем-то, чего я не совершал.