– В университете работает много народу. Не все они из лаборатории, – говорю я.
– Она шпионка, Лу! – повторяет Эмми. – Ей интересен твой диагноз, а не ты.
Внутри меня образуется пустота, я уверен, что Марджори не из лаборатории, но все же…
– Ты для нее просто псих! – продолжает Эмми. – Объект исследования.
«Объект исследования» она произносит как оскорбление. Грязное ругательство. Я мышь в лабиринте, обезьяна в клетке. Люди, которые первыми испытают на себе новый метод, будут именно «объектами», совсем как приматы, на которых экспериментировали ранее.
– Неправда, – говорю я. По бокам и по шее стекает пот, я дрожу, как всякий раз, когда на меня нападают. – И в любом случае она не моя девушка.
– Хорошо хоть так! – говорит Эмми.
Остаюсь на собрание, потому что, если уйду, Эмми будет обсуждать меня и Марджори со всеми. Мне нелегко слушать выступающего, который рассказывает о протоколе исследования и разъясняет детали. Я слушаю и не слушаю. Замечаю, когда он говорит что-то новое, но не очень сосредотачиваюсь. Потом прочту речь на сайте центра. Я не думал о Марджори, пока Эмми про нее не заговорила, а сейчас не могу остановиться.
Я нравлюсь Марджори. Уверен, что нравлюсь. Уверен, что нравлюсь ей просто так. Я – Лу из группы по фехтованию, Лу, которого она позвала с собой в аэропорт в среду. Люсия сказала, что я нравлюсь Марджори. Люсия не врет.
Нравиться можно по-разному. Мне нравится ветчина в качестве еды. Я не задумываюсь, что чувствует ветчина, когда ее ем. Ветчина не думает, поэтому мне не жалко ее кусать. Некоторые не едят мясо, потому что оно когда-то было живым существом с мыслями и чувствами, но теперь оно не живое, и мне его не жалко. Все, что мы едим, было когда-то живым, может быть, и у деревьев тоже есть мысли и чувства, только мы их не понимаем.
Вдруг Эмми права и я нравлюсь Марджори как вещь, предмет, как кусок ветчины? Вдруг я просто нравлюсь ей больше других объектов исследования, потому что я спокойный и дружелюбный?
Сейчас я не чувствую себя спокойным и дружелюбным. Мне хочется кого-нибудь ударить.
Докладчик пока не сказал ничего, о чем мы не знали из интернета. Он не может объяснить, в чем состоит метод, не знает, где регистрироваться, чтобы принять участие в исследовании. Не говорит о том, что компания, где я работаю, купила этот проект. Возможно, он просто не в курсе. Я ничего не говорю. Мистер Алдрин может ошибаться.
После собрания многие остаются, чтобы обсудить новое лечение, но я быстро уезжаю. Хочу пойти домой и подумать о Марджори без Эмми. Мне не нравится представлять, как Марджори проводит клинические исследования, мне хочется вспоминать, как она сидела рядом со мной в машине. Думать о ее запахе, об отблесках света в ее волосах, о том, как она фехтует.
Пока я мою машину, думать о Марджори легче. Я отвязываю от сиденья овечью шкуру и вытряхиваю ее. Даже если быть очень аккуратным, в ней что-то застревает: соринки, пылинки, а сегодня – скрепка. Непонятно откуда. Кладу скрепку на переднюю панель, сметаю пыль с сидений, пылесошу пол. Шум пылесоса раздражает, но так быстрее, чем протирать пол тряпкой, и меньше пыли попадает в нос. Мою лобовое стекло изнутри, тщательно прохожусь по всем углам, затем чищу зеркала. В магазинах продаются специальные средства для мойки машин, но все они плохо пахнут, и меня от них тошнит, поэтому я использую лишь мокрую тряпку.
Вновь покрываю сиденье чехлом и аккуратно завязываю веревки. Ну вот – машина готова к воскресному утру. Я езжу в церковь на автобусе, но мне нравится думать, что моя машина чистая, как и полагается в воскресенье.
Быстро принимаю душ, не думая о Марджори, потом ложусь в постель, и мысли возвращаются. Образ Марджори движется, но не меркнет. Ее лицо мне гораздо легче читать, чем лица других людей. Выражения не сменяются слишком быстро, и я успеваю понять. Засыпаю, глядя на ее улыбку.
IV
Том смотрел с улицы, как Марджори Шоу и Дон Пуато пересекают двор. Люсия думала, что Марджори прониклась симпатией к Лу Арриндейлу, а она – пожалуйста – идет с Доном. Тот, разумеется, отобрал у нее сумку со снаряжением. Если бы он ей не нравился, она не отдала бы…
Вздохнув, Том провел рукой по редеющим волосам. Он любил фехтование, любил, когда приходили люди, но вечные интриги и выяснения отношений в группе с годами утомляли все больше. Он хотел, чтобы в их с Люсией доме люди раскрывали потенциал по максимуму и в спорте, и в общении, но иногда ему казалось, что у них во дворе ошивается кучка вечных подростков. Ученики то и дело приходили к нему поныть и пожаловаться на одногруппников.
Или вываливали свои проблемы на Люсию. Это в основном женщины. Подсаживались, изображая интерес к вязанию или фотографиям, и изливали душу. Том с Люсией часами обсуждали, что происходит в группе, кого поддержать, как помочь, как не взять на себя лишнюю ответственность.