— Это отвратительно, — гневно отрезал майор, с неприязнью глядя на опустевший алтарь, у которого по-прежнему валялась раздавленная жертва сегодняшнего праздника. — Этот толстяк, он похож на жирного уродливого младенца, его улыбка... ничего отвратительней я еще не видел.
— В этом-то и заключается главное отличие наших культур, — усмехнулся Зигель. — Восточной и европейской. Мы живем в совершенно разных плоскостях, разных мирах. У нас иная философия, свое восприятие одних и тех же вещей и совершенно разные традиции. Мы просто психологически не можем понять их мир. Тибет живет совсем в другом временном измерении, нежели весь прочий мир. Вы, наверное, заметили: они не обращают на нас внимания, потому что попросту нас не видят. Мы для них не существуем, ибо мы будущее, а они живут глубоко в прошлом, в средних веках, а то и дальше, во времена легендарных гипербореев. Будущее нельзя увидеть, но оно все равно существует. Мы для тибетцев — преждевременные пришельцы, и потому нас здесь на самом деле нет.
— М-да, это многое объясняет, — кивнул Карел. — Я готов принять вашу теорию, Герхард, но только от нее веет безумием... Уж простите меня, прожженного скептика, но я привык верить тому, что можно осязать. Все эти относительные теории я не приемлю.
— Ну и как же в таком случае вы объясните себе ожившую статую? — ехидно поинтересовался археолог.
— Древнее колдовство, — ответил майор, — или галлюцинация, а скорее, и то и другое, психогенно-магическое воздействие. В «Анненэрбе» подобный феномен давно изучают...
Возможно, они бы и дальше спорили, но во дворе монастыря появился далай-лама Тхутпэн в сопровождении трех странных монахов, облаченных в боевые железные доспехи.
Заметив немцев, далай-лама незамедлительно направился к ним.
— Господа, что случилось, у вас возникли какие-то трудности?
— Вы угадали, любезнейший, — ответил Зи-гель, — Выделенный вами проводник сбежал...
— Примите мои глубочайшие извинения. — Похоже, что Гьяцо новость здорово расстроила. — Провинившийся послушник будет строго наказан. Прямо сейчас я дам вам другого проводника...
С этими словами далай-лама повернулся к одному из воинов и что-то тихо сказал на своем языке.
Воин поклонился, затем поспешно вернулся в монастырь.
— Как вам наше празднество? — любезно поинтересовался Тхутпэн. — Полагаю, вы стали свидетелями его потрясающего завершения.
— Да уж, — улыбнулся профессор, — такое невозможно передать словами, такое нужно видеть...
Вернулся закованный в доспехи воин, следом за ним торопливо шел маленький монах, как две капли воды похожий на своего предшественника.
У Карела даже закралась мысль, а не тот ли это послушник, что ночью так ловко сбежал из лагеря.
Возможно, Тхутпэн Гьяцо затеял с ними некую дьявольскую игру. Кто знает, что у этих демонопоклонников на уме.
Поблагодарив далай-ламу, немцы вернулись к машине и, усадив в нее молчаливого монаха, поспешили обратно в лагерь.
— Послушайте, профессор, — сказал майор, когда они уже ехали за пределами городской черты, — вам не кажется, что этот проводник... как бы правильней выразиться... тот же самый?
Археолог обернулся к монаху, и что-то спросил его на резком прерывистом языке.
Тибетец ответил.
Удовлетворенно кивнув, Зигель снова повернулся к штурмбаннфюреру.
— Палма Таши — его старший брат.
— В смысле, этот монах старший брат сбежавшего ночью проводника?
— Именно!
— В таком случае, думаю, он тоже сбежит...
— Кто знает... — неопределенно пробормотал профессор. — К сожалению, я так и не понял, что тот бедняга выкрикивал, когда увидел вблизи наших охранников. М-да... любопытно было бы узнать.
— Честно говоря, эти ребята могут напугать кого угодно...
— Но мы же с вами их терпим?
— То-то вы, профессор, дергались в самолете, да и в лагере стараетесь держаться от них подальше...
Зигель ничего не ответил и лишь обиженно отвернулся.
А Карел подумал о том, что от бессмертных эсэсовцев все-таки была определенная польза. Им не нужно спать, и потому бравые защитники Третьего рейха всю прошлую ночь обходили спящий лагерь по периметру, раздражая майора скрипом армейских сапог.
Но вот как они ухитрились выпустить из лагеря освободившегося от веревок монаха? Или не обратили на него внимания, поскольку от живых не поступало никаких конкретных инструкций? Довольно интересная получалась ситуация.
— Послушайте, Герхард, а почему бы вам заранее его не спросить, боится ли он воскресших покойников и прочей потусторонней нечисти или нет?
— Думаете, это будет сейчас целесообразно?
— Думаю, да.
— Ну что ж... — вздохнул археолог, — воля ваша...
И он снова повернулся к монаху.
На этот раз их разговор длился значительно дольше. К концу беседы профессор слегка повеселел.
— Знаете, штурмбаннфюрер, а наш новый проводник, оказывается, абсолютно не боится втухту.
— Втухту?
— Ну да, именно так тибетцы называют, вернувшихся с того света. Он говорит, что его брат был не прав. Он зря сбежал, нарушив повеление далай-ламы, его найдут и строго покарают.
— Вполне справедливо, — согласился майор, — но что-то я ему не очень верю...
— Посмотрим... — зевнул археолог, деликатно прикрыв рот ладонью.
В лагере их уже с нетерпением ждали.
— Почему так долго? — принялся орать Зикс, яростно размахивая полевым биноклем. — Мы уже успели пообедать и собрать палатки.
Палатки, действительно, уже были сложены.
— Непредвиденные обстоятельства, — спокойно ответил Карел. — И впредь попрошу вас не повышать голос. Говорить со мной в подобном тоне считаю недопустимым. Не забывайтесь, я значительно выше вас по званию...
— Браво, Хорст, — рассмеялся сидевший на капоте второго «Кюбельвагена» Фох, — наконец вы поставили нашего руководителя на место.
— Ну знаете... — хрипло выкрикнул Зикс — Значит, бунт?
— Называйте как хотите... — пожал плечами веселящийся шарфюрер.
Скрипнув зубами, Зикс взял себя в руки и спокойным тоном спросил:
— Вы привезли из Лхасы нового проводника?
— Конечно, привезли, — ответил профессор, — вон из машины выглядывает. Он сказал мне, правда, по большому секрету, что нашей молчаливой троицы ничуть не испугается...
— Вот и отлично! — хмуро кивнул Зикс — Все по машинам, мы отправляемся в горы...
Как вскоре выяснилось, предыдущие две экспедиции пропали в районе горы Кайлас.
Адепты религии бон считали это место одним из самых священных на Тибете. На ее вершине якобы медитировал сам Шива. Высота горы равнялась примерно 6714 метрам.
Желающие достичь просветления должны были обойти вокруг священной горы несколько раз. Это называлось сделать Кору. Кора смывала грехи.
Вся дорога просветления занимала примерно 56 километров, а на высоте 5700 метров над уровнем моря уставшего путника ждал живописный перевал. На многочисленных каменистых плато то и дело попадались кладбища махасиддх, что в переводе с санскрита означало «великие святые». Это были люди, которые совершили Кору 108 раз.
В Тибете невозможно копать могилы, так как каменистая почва препятствует этому, сжигать же умерших нет дров. Поэтому трупы либо кидали в реку, либо разрубали на куски и скармливали горным орлам, а на кладбищах оставляли лишь их одежду, ногти, волосы, в редких случаях кости.
С хребта Кайлас начинались четыре самые крупные азиатские реки: Инд, Ганг, Брахмапутра и Сатледж. Стекая с хребта, они образовывали гигантскую свастику — священный знак буддизма.
Карел помнил, что вблизи горы Кайлас располагался огромный комплекс удивительных пирамид и монументов легендарного Города Богов. Не исключено, что немецкие исследователи пропали как раз в этом месте.
Найти Город Богов было достаточно трудно, ибо, по легенде, он постоянно блуждал, переходя с места на место, и открывал свои тайны далеко не каждому...