— Что касается братство вольмарцы, — обратился туземец к полковнику, — наличествует двадцать десять погибшие. С твоя сторона — тридцать два.
— У меня те же цифры, старина, так что спорить не буду.
Вождь ухмыльнулся и протянул раскрытую ладонь.
— Плати, вражина.
Полковник вздохнул, вынул чековую книжку, выписал вексель. Вольмарец с улыбкой спрятал трофей в складках плаща.
К ним приблизились лейтенант и один из вождей рангом помладше, каждый с бумагами в руке. Старшие по званию взяли бумаги и принялись их просматривать, переговариваясь вполголоса.
— Кажется, все, — полковник постучал ладонью по торцу своей пачки. — Только одно несоответствие.
Вольмарец кивнул:
— Я то же самое.
— Что ж, будем выяснять... О'Шварцкопф!
— Сэр! — из гущи пивососов выступил капрал и встал во фрунт, щелкнув каблуками. При этом он умудрился не пролить ни капли из пивного жбана, прихваченного с собой.
— Этот воин... гм... Кслитплокс утверждает, что пометил тебя. Подтверждаешь?
— Так точно, сэр.
— Кслитплокс! — рявкнул вождь.
— Тута я, — вольмарец выбрался из группы товарищей.
— О'Шварцкопф заверяет, он тебя метить раньше, — обратился к подчиненному вождь.
— Так оно есть, — кивнул Кслитплокс.
— Должно быть, стакнулись, — заметил полковник.
Вождь пожал плечами:
— Поравняй их. Удар по нулям.
Полковник кивнул:
— Хотят обменяться десятками, их дело. Ладно! — он похлопал стопкой банкнот по бедру и отсалютовал вольмарцу:
— Кто куда, а я прямиком в банк.
— Я тоже идти, — вольмарец подхватил с подноса проходившего мимо солдата две кружки пива. — Выпить в честь дружба?
— Не возражаю, — полковник принял кружку. — За революцию!
— Ваз хель! — вольмарец чокнулся с ним. — Все на баррикады! Мы сломить и похоронить коррумпированное колониальное правительство.
— А мы покончим с тиранией Вольмара! Твое здоровье!
— За тебя! — согласился вольмарец и они выпили.
— Что же это такое? — набросилась на Дара Самми. — Кто против кого восстает?
— Все будет зависеть от того, у кого ты спрашиваешь. Я хочу сказать, что каждая сторона называет себя законным правительством планеты, так что каждый считает, что должен организовать сопротивление против правящего режима.
— Что за кретинизм! Да любой видит, что вольмарцы законные собственники планеты.
— Это еще почему? Они здесь такие же пришлые, как и мы.
— Да как ты можешь так говорить! — возмутилась Самми.
— Читал книгу по истории. Вольмарцы на самом деле потомки тонитов, последней оппозиционной субкультуры. Тебе надо бы послушать их музыку они различают целых двадцать четыре тона. Тониты оказались здесь, спасаясь от современной цивилизации.
Самми передернула плечами.
— Это ничего не значит. Все равно они прибыли сюда первыми.
— Спорить не буду. К тому же им кажется, что мы последовали за ними и опять хотим командовать. В конце концов, над нами стоит правительство, их же представления о политических дебатах сводятся к тому, что все усаживаются в кружок и спорят до тех пор, пока не охрипнут.
— Звучит просто божественно, — пробормотала Самый, закрывая глаза.
— Может быть, для постороннего это выглядит и так, но генерал Шаклер по-прежнему остается здесь единственным достаточно сильным правительством, против которого можно восстать. По крайней мере, так считают вольмарцы.
Нам, в свою очередь, кажется, что туземцы пытаются указать нам, как проводить колониальную политику. А этого мы не потерпим.
— Это ваше право, — пожала плечами Самми. — Мне, пожалуй, не стоит заводиться: сегодня я видела одну из самых бескровных боевых стычек, какую могла себе вообразить.
— Это уж точно, особенно если вспомнить, что здесь творилось первый год или два.
— Шла настоящая война?
Дар нахмурился:
— Привязав камень к концу палки, можно убить человека. Так оно и было на первых порах. Я видал немало проломленным черепом и тел, пронзенных копьями. Наши потери были поистине кровавыми.
— А мертвые вольмарцы выглядели предпочтительнее?
— Тогда нам казалось так, — Дар поморщился от нахлынувших воспоминаний. — Трупы вольмарцев были чисты, как клиенты морга. Лишь маленькие крохотные дырочки и никакой крови — лазер следов не оставляет.
Самми побледнела и схватила его за руку.
— Достаточно.
— Извини, — сказал Дар. — Вот уж не думал не гадал, что я такой искусный рассказчик.
— У меня чересчур богатое воображение, — Самми прислонилась к нартам. — Сколько тебе тогда было?
— Восемнадцать.
— И никто не мог придумать, как остановить бойню?
— Никто. А потом губернатором назначили Шаклера.
— И он сразу решил проблему. Заговорил всех до смерти?
Дар опешил:
— А ты откуда знаешь?
— Да я просто пошутила. Нельзя же в самом деле остановить войну словами!
Дар пожал плечами.
— Возможно, он взмахнул волшебной палочкой. Во всяком случае, ему удалось разговорить вольмарцев. Как, никто не знает, но в конце концов он склонил их к подписанию договора о нынешнем порядке ведения войны.
— А ты сильно удивишься, если открою тебе секрет? Человеку ничто человеческое не чуждо, понял?
— Временами человеки об этом забывают, — печально сказал Дар. — Что касается меня, то я верю Шаклеру, что бы он ни сказал.
— Надо понимать так, что все остальные придерживаются похожего мнения?
Дар кивнул.
— Пройдись по адресу секретаря флота, поизмывайся над исполнительным секретарем Федерата, можешь даже посмеяться над богом, но против генерала Шаклера слова не скажи.
Самми нахально улыбнулась:
— Мне кажется, что тому, кто скажет, придется несладко.
— Каких размеров «несладко» тебя устроит, чтобы стало понятно? Обычный стандарт — полметра в ширину, два в длину и три в глубину.
— Ишь ты, выступил против и загремел в могилу. Не должно быть у человека такой власти!
— Власти? Шаклер даже не приказывает! Так, просит...
— Ага, и все с ног сбиваются, кто быстрее выполнит. Отвратительно!
Дар окрысился:
— От солдата никто не требует привлекательности, солдат должен быть отвратителен, как отвратительно само понятие войны.
— Сексуальный стереотип воина должен быть привлекательным в высшей степени, — безапелляционно заявила Самми.
— Хорошо, хорошо, — усмехнулся Дар. — С другой стороны, скажи, какие чувства можно испытывать к человеку, который мало того, что спас тебе жизнь, но и сохранил твое реноме?
— Мое реноме не нуждается в сохранении.
Дар решил не ввязываться в спор:
— Послушай, Самми, войну можно остановить двумя путями: либо кто-то победит — а здесь этого не предвиделось, либо каким-то образом спасти реноме обоих противников. Шаклер избрал второй путь.
— Поверю тебе на слово, — Самми скорчила мину оскорбленной невинности. — Допустим, генерал нашел способ спустить пар, который возник в котле контакта от соприкосновения двух культур.
— Не только, — сказал Дар, — его метод дает разрядку любым внутренним побуждениям.
— Не хочешь ли сказать, что он предвидел и лечебный эффект своего нововведения?
— Обязательно. Ведь Шаклер — психиатр.
— Психиатр?
— Ну, конечно. Случайно руководство флота назначило губернатором именно того, кто больше других подходил для управления тюрьмой. Я хочу сказать, что каждого оказавшегося здесь обязательно тревожат проблемы личного плана.
— Даже если этот каждый не псих, — подхватила Самми, — то через полчаса, проведенных на этой планете, он сделается таковым. Но ведь Шаклер — мазохист.
— А кто еще способен выдержать такую работу? — Дар обозрел поле боя. — Кажется все стихло. Пошли.
Он перекинул веревку через плечо и потопал по равнине. Самми последовала за нартами:
— Не хотелось говорить, но признаюсь, что у меня мозги пошли набекрень.
Дар покосился на нее:
— Надеюсь, ты не обиделась?
— Да нет. По правде говоря, мне надо было с кем-то поделиться.