Разговоры о делах во время еды, конечно, вести не принято, но, согласно традиции, время от времени кто-нибудь встает и, прежде чем приняться за новый кусок, произносит следующие слова:
— Хорошо живется в нашей маленькой стране! И еще находятся недовольные! — Потом все поднимают бокалы, чокаются и поздравляют друг друга с тем, что людям в этой стране очень хорошо живется.
Четверо друзей ели обстоятельно и с толком, планомерно переходя от одного блюда к другому, делая порой остановку после особенно жирного кушанья, для того чтобы отдохнуть и набраться новых сил или выкурить сигарету.
Ульмус позаботился о сигаретах — марки «Лаки страйк»! — кури сколько хочешь, их еще много в том месте, откуда они взяты. Опытный глаз сыщика сразу заметил, что сигареты были без бандероли. Официант с бутылкой водки в руках еле успевал наливать. Водку пили не глотками, а сразу опрокидывали всю стопку. Первая бутылка была распита под селедку.
— Ваше здоровье, друзья! — провозгласил торговец коврами Ульмус. — Как приятно быть в хорошей компании!
Толстяку Генри невольно припомнились скромные обеды, которые ему пришлось отведать в одиночке. Заключенные в тюрьме государственные преступники ели рыбные котлеты, которыми невозможно насытиться, и кровяные запеканки, в их корке порой попадалась щетина — черт знает, откуда она бралась! Кроме того, в «Ярде» был заведен особый этикет — к обеду подавались деревянные нож и вилка.
Генри потянулся за куском жареной утки. «Да, хорошо быть в компании. Черт возьми, ты прав, Ульмус!» — сказал он про себя.
Сержант уголовной полиции усердно налегал на еду, словно решил наесться впрок, на случай предстоящих тяжелых времен. Каждый проглоченный кусок он рассматривал как ценное приобретение. Его быстрый взгляд перебегал от блюда к блюду, маленькие глазки от обилия еды и выпивки налились кровью. Он протянул пустой стакан к официанту, который держал бутылку с водкой.
— Будь здоров, Шерлок! — сказал граф, — У тебя, право, великолепный аппетит.
Польщенный сыщик улыбнулся — углы его рта были вымазаны майонезом — и, стукнув каблуками под столом, ответил:
— Ваше здоровье, господин граф!
— А ты не видел этого нового «крупного Скорпиона», о котором пишут в газетах? — спросил Ульмус.
— Лектора, что ли? Нет, еще не видел. Но я пробежал донесение. Его делом занимается двадцать восьмое следственное отделение.
— Что он там натворил?
— Видать, попался чересчур вспыльчивый учитель. Все они такие, чуть что — прямо валят человека с ног. Ну и нашли у него немного иностранной валюты, два-три талона на кофе и какие-то мелочи, которые он забрал в школе у своих учеников. В наше время чересчур мало развлечений. В «Ярде» собираются как следует потешиться над ним.
— Вы всегда готовы причинить людям неприятность, — заявил Толстяк Генри.
— Да ведь он же сам доставил полиции неприятность, избил полицейских надзирателей. Вот почему все обрадовались, когда нашли у него кое-какие вещицы.
— Это всегда может пригодиться, чтобы отвлечь внимание, — сказал граф своим писклявым голосом, который не менялся с тех пор, как он был еще мальчишкой. — Просто замечательно, что наши газеты обрушиваются на всех, невзирая на лица…
— Заткни глотку, Бодо! — прервал графа Ульмус. — Будь добр, не вмешивайся в дела полиции. Мне тоже кажется, что этот новенький Скорпион доставит нам развлечение. Он уже в тюрьме?
— Насколько я знаю, его арест санкционирован. Говорят, что учитель должен предстать перед чрезвычайным судом, поскольку удалось напасть на след весьма любопытных фактов.
— Какое-нибудь сексуальное преступление?
— Нет, По-видимому, нечто гораздо более интересное. Но мне не совсем ясно, куда его отправят. Полицейский комиссар Помпье распутывает это дело; в нем также якобы заинтересован и государственный прокурор Кобольд.
— Вот как! — заметил Толстяк Генри.
Черный кофе без цикория был подан в стеклянном кофейнике. А когда кофе оказал свое благотворное отрезвляющее действие, все поспешили приняться за коньяк. Ульмус делил сигары.
— «Бальмораль», — с удовольствием отметил сыщик. — Таких сигар в свободной продаже не найдешь!
— Правильно, — сказал торговец коврами. — У меня дома есть еще полкоробки сигар, которые я приготовил для тебя. Можешь прийти и забрать их, когда выберешь время, Йонас!
Сержант поблагодарил. Ульмус пристально посмотрел на него, затем выпил коньяк и встал, отдав приказание официанту:
— Еще коньяку сюда!
Легким и упругим шагом шел торговец коврами через ресторан и приветливо кланялся своим многочисленным знакомым; похоже было, будто ни еда, ни спиртные напитки на него не подействовали. Дойдя до самого отдаленного уголка зала, он скрылся за маленькой дверью.
Минуту спустя поднялся со своего стула и сержант Йонас и направился к той же самой двери. Он взял с собой коричневый кожаный портфель, толстый и тяжелый; быть может, он остерегался оставлять его в близком соседстве с Толстяком Генри.
За столом все еще сидели граф и Генри.
— И чего они торопятся, — жаловался граф. — Только и думают о земных делах. Они рабы своих жалких страстей!
— Ей-богу, мне тоже надо выйти, — сказал Генри.
— Ну нет, Генри, черт тебя возьми. Подожди немного, неужели не можешь потерпеть! Ты не должен оставлять меня! Срываетесь с места все разом! Я плохо переношу одиночество.
ГЛАВА ДЕСЯТАЯ
Комната, где уединились торговец коврами и сержант полиции, была не туалетом — друзья встретились в маленьком личном кабинете владельца ресторана. Элегантный хозяин, встав со стула и уступая им место, тактично удалился.
Ульмус посмотрел на сержанта полиции и произнес:
— Ну?
Полицейский открыл свой толстый кожаный портфель, вытащил оттуда папку с отпечатанной на машинке рукописью размером около двухсот страниц.
— Какое-нибудь дело?
— Да. Дело относительно…
— Все ясно! Дай я сам посмотрю!
Полицейский протянул ему рукопись. Ульмус взглянул на обложку, там стояло:
«Государственный прокурор столицы против Эгона Карла-Вилли-Чарльза Ульмуса. Номер дела 1980621/49».
Ульмус перелистал рукопись.
— И ты прятал ее чуть ли не год?
— Целых полтора.
— А у вас там, в «Ярде», небось обыскались?
— Конечно.
— И что же, очень они огорчены, что рукопись исчезла?
— Огорчены, как не огорчаться!
Ульмус вынул бумажник, похожий на гармонику, выбрал из пачки кредиток одну в пятьсот крон и молча протянул ее своему другу. Аккуратно сложив бумажку и сунув ее в портмоне, полицейский спросил Ульмуса:
— А как ковер?
— Будем считать, что он оплачен.
— Что ты думаешь делать с рукописью? Это не такая вещь, с которой можно носиться по городу. Да и дома держать ее, черт возьми, не годится. В наше время люди здорово научились притворяться; по их виду нипочем не угадать, что завтра они к тебе с обыском нагрянут. Я думаю, тебе это ясно?
— Не нужно так нервничать, Сонни!
Ульмус расстался с ним и пошел в туалетную комнату; здесь он встретился с Толстяком Генри.
— Ты чего тут разнюхиваешь?
— Вовсе не разнюхиваю. Просто пришел сюда по надобности, как и все прочие люди, хотя вы с графом хотите быть выше этого. Впрочем, я уже готов, так что располагайся как дома!
Приведя свою одежду в порядок, Генри ушел; тогда Ульмус заперся в одной из кабинок. Он вырывал листки из рукописи, свертывал их в трубку и складывал в унитаз, а когда бумаги накапливалось там достаточно, Ульмус подносил к ней горящую спичку. Огонь и вода уничтожили до тла прекрасную рукопись, над составлением которой с таким усердием трудилось много сыщиков.
Ульмус терпеливо подождал, пока вода с громким шумом снова наполнила бак, затем еще раз потянул за цепочку, и последние обугленные остатки неприятного дела против Эгона Карла-Вилли-Чарльза Ульмуса, пенясь, исчезли в пучине. Тогда он закурил свежую сигару.