— Нет, он цинично все отрицает, — сказал Йонас. — Но у меня есть кое-что другое для тебя.
— Послушаем, послушаем, Сонни, — отозвался редактор.
— Мы готовимся прикончить крупную банду, которая занимается тайным ввозом золота. Сегодня днем в три часа удар будет нанесен! Это дело международного масштаба.
— Тайный ввоз золота? — раздраженно заметил Стенсиль. — Разве есть люди, которые занимаются контрабандой? И что это им в голову взбрело?
— Если я тебе что-нибудь рассказываю, то делаю это для того, чтобы ты… чтобы «Специальный листок» мог первым опубликовать эту новость. Ну так вот, если ты пошлешь сегодня, сразу же после пятнадцати часов, одного сотрудника и одного фотографа на улицу Виктории, 121Б, то я уверен, у тебя будут материалы, каких другие газеты не имеют.
— Очень мило с твоей стороны, инспектор! Very nice![37] — заметил редактор Стенсиль и записал: «улица Виктории, 121Б, 15 ч. 10 м.». — Наш человек, работающий в контакте с полицией, сейчас как раз находится в отделении предварительного заключения. Но я пошлю за ним. Ты хотел бы хорошего отзыва лично о себе? Well[38]! Как ты думаешь, драматическое будет зрелище?
— Да, безусловно, — сказал Йонас. — Но, разумеется, я не могу тебе обещать положительного результата. Может быть, дело еще сорвется.
— Значит, другие газеты ничего не знают об этом?
— Ни единая!
— It's lovely![39] Вот за это тебе спасибо! Послушай, куда ты думаешь отправиться сегодня на ленч? Пойдем в кафе «Соломон»?
— Нет, спасибо, я очень занят.
— Oh, I'm sorry![40] А я как раз собираюсь туда. Мне осталось только написать передовицу.
— Буду надеяться, ты лестно отзовешься о полиции. Другие газеты в последнее время очень уж нас ругают.
— Sure![41] — подтвердил редактор Стенсиль.
ГЛАВА ТРИДЦАТАЯ
Редактор Чарльз Д. Стенсиль всегда писал о полиции в восторженном тоне.
«Мы позволим себе улыбнуться, читая в некоторых газетах никкартеровское описание некоего таинственного Икса, стоящего во главе столичной черной биржи, — писал Стенсиль. — Но раз в погоне за сенсацией те же газеты не останавливаются перед тем, чтобы оклеветать нашу опытную, честную полицию, то нам уже не до улыбок, тогда мы бросили клич: „К оружию!“ Позволительно будет спросить: куда же мы идем? Ведь это означает, что началась охота на людей, беспощадная охота, которая невольно приводит на ум преследования христиан Нероном. Это преследование группы честных, верных своему долгу граждан вызвано ненавистью. В этой охоте без всякого стеснения применяются любые средства, преследуемую дичь ранят отравленными стрелами, в чашу общественного мнения по капле вливают скрытый яд подозрений. Стоит только одному полицейскому получить приглашение на обед, другому, быть может, взять предложенную ему сигарету, а третьему получить в день рождения какой-нибудь скромный подарок, как сразу раздается крик: „Подкуп!“ Создана легенда о „щедром Скорпионе“, некоронованном короле черной биржи, который проводит жизнь в роскоши, занимает дорогую квартиру и владеет множеством дорогих автомобилей. Цветистая фантазия, не имеющая почвы в реальной действительности! Однако война нервов упорно ведется, охота на людей продолжается. Дело дошло до того, что ни один полицейский не осмеливается праздновать день своего рождения, не рискует пойти в гости, за завтраком не смеет выпить бутылки пива. Это — грубое попрание человеческих прав. Истерзанной душе наносятся острыми мечами клеветы все новые и новые раны. Даже диких зверей в лесу и в пустыне на какое-то время оставляют в покое. А полицию — никогда!»
В то время как редактор Стенсиль, перекатывая сигару из одного угла рта в другой, отстукивал на машинке эти взволнованные строки, сержант уголовной полиции Йонас летел на велосипеде, чтобы сообщить важную новость фру Беате Лэвквист, которая жила в новом высоком доме в старой части города.
Фру Беата Лэвквист, очень статная дама, не пала духом из-за временной неприятности с мужем. Она была дочерью богатых родителей и выросла в квартале вилл; по окончании школы она получила аттестат зрелости и хорошее произношение. Беата утверждала, что, несмотря на мелкие недостатки, Кнуд Эрик Лэвквист как мужчина превосходит всех ее прежних мужей. В материальном отношении он тоже лучше обеспечен, чем врач, за которым до этого она была замужем, да и круг их знакомых теперь занятнее.
— Добро пожаловать, — приветствовала она сержанта полиции Йонаса. — Боже, как ты рано пришел! Только не смотри в мою сторону, у меня ужасный вид! Садись, уголовное отродье, и поищи себе сигарету, а я тем временем смешаю тебе утренний коктейль — или ты хочешь обыкновенного виски?
— Я предпочитаю пиво, — ответил полицейский.
— Сейчас получишь, мое сокровище. Ну как поживает Кнуд Эрик? Прилично вы там обращаетесь с ним? Получает он бутерброды, которые я заказываю для него у «Соломона»?
Она достала из холодильника пиво, а из другого шкафа немного виски для себя самой.
— А ты завтракал, мой разведчик?
— Давно уже, — ответил Йонас.
— Ну, конечно, вы, полицейские, рыщете по улицам, когда мы все спим.
Фру Лэвквист только что встала; на ней была черная шелковая пижама, волосы, ногти и туфли выкрашены в цвет цикламена. Она устроилась на кушетке в ленивой позе, согнув колени, и пила свое виски, ничем не разбавляя.
У Йонаса было такое чувство, будто он очутился вдруг в вожделенном мире роскоши. Он приехал сюда, чтобы передать Беате инструкции ее мужа относительно размещения некоторых ценностей. Было одно соображение, из-за которого Кнуд Эрик не находил нужным просить своего защитника о смягчении обвинения. Лэвквист намеревался в ближайшее время сделать несколько признаний, чтобы разом покончить со всеми обвинениями, но предварительно ему нужно было надежно пристроить некоторые активы. Два автомобиля следовало фиктивно продать ее брату.
Виллу на берегу Атлантического океана предполагалось уступить тетке. Магазины, рестораны и клиника массажа могли оставаться на прежнем месте, они формально находились в руках других лиц и были гарантированы от посягательств; точно так же была обеспечена сохранность владений на улицах старого квартала: они числились за подставными лицами и жилищными обществами; два-три рыболовных катера тоже как будто принадлежали бравым, закаленным рыбакам. Жертвовать приходилось одним лишь овощным магазином.
— Я ужасно плохо разбираюсь в счетах, цифрах, ценных бумагах и тому подобном, миленький мой разведчик, — сказала фру Беата. — Но я считала, что условия моего брачного контракта застрахуют меня от убытков.
Сержант полиции не был, однако, уверен, что контракт будет иметь силу. Он получил также распоряжение срочно перевести в другое место тридцать тысяч долларов и оставшиеся со времени войны фальшивые фунты стерлингов, которые были депонированы у торговца коврами Ульмуса. События развивались таким образом, что Ульмус того и гляди очутится на краю пропасти и, безусловно, уже принимает меры, чтобы навести порядок в своих делах.
— Ульмус — настоящее дерьмо, могу тебе прямо сказать! — заявила фру Лэвквист. — Я ни в грош не ставлю его! Он пальцем не пошевельнул, чтобы помочь Кнуду Эрику во всей этой истории! Имея такие большие связи в «Ярде» и в более высоких инстанциях, он уже давно смог бы добиться, чтобы Кнуда Эрика выпустили на свободу. А теперь Кнуд Эрик вынужден проторчать там все летние каникулы и расплачиваться за все, даже за то, что натворил сам Ульмус!
Йонас с восхищением смотрел на фру Беату. Как ей идет, когда она своим крупным ярким ртом произносит бранные слова: она употребляла вульгарные выражения вовсе не по простоте души, наоборот, она ведь принадлежала к образованным людям, не раз была замужем, в том числе за доктором и за начальником отделения. Для дам, живущих в фешенебельных районах, где сплошь одни виллы, грубые слова являются проявлением свободомыслия.
— И ты сказала все это Ульмусу? — спросил сержант полиции.