— Ликвидация узнавшего местонахождение ямы. Вариант секрета отначки, — выдал свою версию Казарян.
— Да… Значит, свободный поиск? — спросил Смирнов. Кивнули оба — Казарян и Ларионов.
— Даю три дня на разработку!
IIКазарян шел к отцу Геннадия Иванюка. С отцом проще, чем с матерью, та потонет в эмоциях. А отцу расскажешь, что к чему, нарисуешь малозаманчивую перспективу, докажешь, что деваться некуда, будет послушным, как хорошо натасканный волкодав. А давить надобно не волка — совсем беззубого пока волчонка. Сынка родного.
Отец Геннадия был шишкой средних размеров — председателем «Мосгоршвейсоюза», одной из организаций Промкооперации.
Одноэтажный особняк на Сретенском бульваре был трогателен, как трогательны уютные московские жилища середины прошлого века, приспособленные под учреждения. Этот хоть содержали в порядке — без халтуры покрашенные стены, непотревоженная старинная лепнина, натертые до блеска, наборные паркетные полы.
Кабинет Тимофея Филипповича Иванюка был хорош потому, что и при дореволюционном владельце он был кабинетом. Любимый Казаряном орех: причудливая резьба, свободные неожиданные формы. После положенных приветствий Казарян поинтересовался:
— Мебель сами подбирали или по наследству?
— Еще со старых времен. Заменить руки не доходят. — Полноватый, весьма вальяжный, в хорошо сшитом пиджаке, Тимофей Филиппович царским жестом указал на кресло, подождал, пока усядется Казарян:
— Чему обязан визитом представителя столь почтенной организации?
— Не «чему» — «кому». Сынку. Кровинушке вашей. — Казарян атаковал с ходу.
— Опять, значит, — поник Иванюк-старший. — Арестовали?
— Зачем спешить? Если вы сделаете так, что он нам поможет, вместе поищем варианты. Например: он рассказывает мне все, только честно, — тогда он свидетель. Молчит или врет — тогда соучастник.
— В чем соучастник?
— В убийстве, дорогой Тимофей Филиппович. — Казарян орудовал дрыном. Подобная разновидность советского руководителя была ему хорошо известна: только дрыном, и только по голове — иначе не проймешь.
— Гена убивал?!!
— Хотите знать, действовал ли ножичком или револьвером? Успокою: не действовал. Но тут же опять обеспокою: принимал самое активное участие в организации этого преступления.
Председатель сломался. Он смотрел на Казаряна преданными глазами:
— Что я должен делать?
И персональная машина у Иванюка-старшего была, трофейный «опель-капитан». И личный шофер — молодая складная бабенка в превосходной кожаной куртке.
Катили по бульварам. Мадам Козлевич помалкивала, изредка поглядывая на пригорюнившегося Иванюка и, через зеркальце, на вольно раскинувшегося на заднем сидении Казаряна. Улица Герцена, Никитские ворота, высотный дом, метро «Красная Пресня». Приехали.
— Как договорились, Тимофей Филиппович. Бумажник забыли, заскочили на минутку. Если Геннадий дома, подходите к окну на кухне, — еще раз проинструктировал Казарян.
Понурый Иванюк вылез из машины. Представительный мужчина, ничего не скажешь.
— Ты мальца его одного возила куда-нибудь?
— Лохудру вожу, а сопляка — нет. Хозяин запретил.
— Хозя-аин! — передразнил ее Казарян и вылез из машины: в окне замаячило бледное лицо Тимофея Филипповича.
Дверь открыл Иванюк-младший.
— А вот и я, Гена! — радостно, как в цирке, приветствовал его Казарян и развернул красную книжечку.
— Кто там, Геннадий? — спросил из кухни старший Иванюк в пределах возможной для него естественности.
— Это ко мне! — криком, чтобы отец не заметил волнения, ответил Геннадий.
— Папа? — полушепотом спросил Казарян и, когда Геннадий кивнул, криком же расширил и углубил его ответ:
— И к вам тоже, Тимофей Филиппович!
Тимофей Филиппович появился в прихожей.
— Кто это, Геннадий? — на этот раз несколько театрально вопросил Иванюк-старший.
— Это из милиции, папа, — пролепетало непутевое дитя.
— Опять?! — вскричал папа. — Ты же давал честное слово, что с этим покончено!
— Папа, я ничего такого не делал! Я не знаю, почему он!
— Просто так милиция не приходит! — сейчас Иванюк-старший орал абсолютно искренне.