– Слабак! – перебила она мой защитный лепет. – Есть мужчины, которые могут три раза за одну ночь.
Оказалось, еще в общежитии ей подружки рассказывали. И еще, она недавно читала в газете… Ну это уж враки, таких газет нет! Оказалось, есть. Она извлекла из шуршащего чемодана… Газета так и называлась – «Ещё!». По одним только фотографиям мне стало понятно, какого жанра сие издание. Читать не стал. Раз пишут, наверное, правда. Да и подружки… И, между прочим, дружки мои тоже, бывало, хвалились…
Словом, в ту ночь мне пришлось соответствовать. И не только в ту.
Я впервые задумался, насколько мы, в сущности, разные. Ей всего хотелось много больше, чем мне. Вообще – всего. Я начал догадываться, что при кажущейся внешней хрупкости, уровень энергии в ней куда выше, чем у меня. Ее энергия, активно требуя выхода, одновременно требовала и адекватной подпитки. Я почувствовал себя источником, который, игнорируя мои желания, а значит возможности, с обворожительной неуклонностью высасывают.
К концу путешествия Бедняжка моя заскучала. Я угрюмо молчал – так изнурился, что она и слова не могла из меня вытянуть.
Да и были ли у нас общие слова, кроме слова «любовь»? И даже это, несомненное слово – означало ли оно для нас порознь одно и то же?
4
Мы вернулись, и началась семейная жизнь.
А через пару дней все неожиданно усложнилось.
– Вы читаете эту книгу? – поинтересовалась моя мама, узрев оставленный невесткою томик.
– Я просто взяла полистать.
– Если не читаете, поставьте в стеллаж. В нашем доме не принято разбрасывать книги, где попало.
Этим бы и исчерпать ничтожный частный вопрос. Если б не уточнение:
– Я не разбрасываю, я положила на столик.
– Вы не поняли, в нашем доме существует порядок.
– Я поняла, но зачем повышать голос?
– Деточка, вас кто так учил разговаривать?
– А что такого особенного я сказала?
– Ну, знаете ли… Если так и дальше пойдет… Как-то вы неправильно начинаете…
Злосчастную книгу в стеллаж возвратил отец.
– Да что вы, девчата, из-за ерунды…
– Это не ерунда, – отрезала мама, – начинается с мелочей.
– Вечно ты все раздуваешь.
– А тебе вечно жаль молоденьких бестий.
– О господи, вспомнила…
– А у тебя, как видно, короткая память. Был профессором в университете, а стал чиновником в зоопарке.
В последних словах мелькнуло нечто темное, мутное, нехорошее, в отцовской биографии мне неизвестное. Я спросил:
– Что это за история, с университетом?
– Тебя это не касается, – бросила мама.
– Как не касается? Вы – мои родители.
– Для начала научи свою жену знать свое место!
Всю ночь я проворочался в полусне. За стенкой долго бурчала глухая ругань. Бедняжка лежала, впервые от меня отвернувшись. В атмосфере висел душный июль.
Я раньше не подозревал, что две женщины в доме – проблема. Каждая, конечно, права, и обе неправы. В маме-то всегда была нотка строгости, но ведь без самодурства. А моя возлюбленная казалась тихоней – и вдруг такой норов. Да еще отец. Намеки мамы, ввергающие мысли в домыслы. Не думал, что в родном доме буду чувствовать себя неуютно. Вот так живешь себе, живешь, привычный мир кажется вечным, а потом – бац! – все изменилось, и не к лучшему.
Под утро, в качестве снотворного, решил почитать. Раскрыл на случайной странице…
Скорпиона можно держать как домашнюю живность. До некоторой степени даже сделать ручным. Выращенный в неволе, он практически не ядовит, и, взяв за хвост, его забавно кормить с руки.
Увлекаться, однако, не стоит. Скорпион скорпиону – рознь. Молодые и природные особи проявляют агрессию, и нередко в руки любителя попадаются экземпляры, чье жало всерьез представляет опасность.
Важно помнить: скорпионы – индивидуалисты, и симпатий к сородичам не питают. Если несколько скорпионов окажутся на одной территории, едва столкнувшись, они будут драться до смерти.
В начале августа родители уехали в отпуск на дачу.
Мы остались в квартире вдвоем. Новоиспеченная моя жена раскрепостилась, расслабилась, ходила по дому, вольготно потягиваясь. Начала осваивать кухню, потихонечку что-то стряпать, не очень съедобно, хотя с выдумкой и прилежностью. Я и сам почувствовал легкость, почти невесомость. Словно родители были земным тяготением, которое после свадьбы вдруг наросло. Избавленный от опеки, я освободился от гнета. С новой силой хлынули чувства, сдерживаемые при старших, а теперь отпущенные порхать. Мы любили, жили в любви, занимались любовью, в любой час, в любой комнате, в любых изволениях.
Как-то раз обнаружилась неприятность. Я понял не сразу, что это неприятность, думал, так, несуразица. Полез в шкаф и обнаружил, что мои вещи разложены и развешены вовсе не так, было раньше, как я привык.