Желаете задать мне какие-нибудь вопросы?
— Если Германия прекратит выплату репараций, повлияет ли это на наш государственный бюджет? И насколько сильно затормозит вопрос о восстановлении страны прекращение поставок, касающихся государства в целом, — паровозов, частей для сооружения мостов и тому подобное.
— Мы постараемся, чтобы эти изменения не нарушили равновесия бюджета. На второй вопрос вам сможет ответить только министр строительства или министр путей сообщения. Еще?
— Больше ничего. Благодарю вас.
Очутившись под темными сводами старых каштанов, Байкич остановился, вынул платок, вытер влажный лоб и глубоко вздохнул.
Когда на другой день Байкич увидал на первой, странице «Штампы» свое имя под статьей на четырех колонках, у него зародились сомнения. Его интервью могло занять пятьдесят строк самое большее, но никак не целую страницу! Он пробежал глазами заголовок:
«Судьба ренты репарационных облигаций. — Почему репарационные облигации теряют цену? — Психоз недоверия. — Курс репарационных облигаций катастрофически падает. — Сможет ли государство выполнить свои обязательства? — Заявление г. министра финансов. — Самые широкие слои населения охвачены паникой».
Но… Он начал читать и пришел в еще большее недоумение: это был не его текст. Он посмотрел внимательнее. Нет… да, только в конце, в самом конце пятьдесят строк заявления Деспотовича жирным шрифтом и его подпись. Он понял: текст, помещенный выше, не имел отношения к его интервью. «На интервал никто не обратит внимания, — подумал он сердито, — и получится так, будто все написано мной. Впрочем, ясно… видно из самого текста». Он немного успокоился, но где-то в глубине осталось ощущение недовольства, которое перешло в беспокойство, когда в тот же день вечерние газеты преподнесли известия, принявшие в конкурентной борьбе фантастические размеры.
На другой день после того, как было напечатано интервью, Бурмаз снова позвал Байкича.
— Послушайте, дорогой Байкич. У меня есть к вам одно интересное предложение. Я все эти дни наблюдаю за вами, очень вы похудели. Не годится. А у нас, журналистов, отпусков не бывает. Я, например, останусь на этом месте, пока меня не хватит удар… нет, нет, такова уж судьба! Наш единственный отпуск — это путешествия. Не хотите ли вы поехать дней на десять в глубь страны? Вы как-то говорили, что вам хотелось бы побывать в тех местах, где десять лет назад вы жили ребенком как беженец. Если вас это устраивает, то железнодорожный билет в вашем распоряжении.
— Когда я мог бы поехать? — спросил Байкич, делая над собой усилие, чтобы скрыть волнение, которое его охватило при мысли о возможности свободно попутешествовать. Он даже на минуту забыл и об интервью, и о так глупо поставленной подписи.
— Когда хотите. Хоть сегодня вечером. Понятно, с дороги вы должны что-нибудь прислать.
— О конечно. Только… я должен сперва… я вам сообщу через час, поеду ли я.
В эту минуту он казался ребенком; да и был таковым. Он сбежал по лестнице, протолкался сквозь толпу гуляющих, вышел на Теразии и через минуту очутился на своем четвертом этаже. Ясна давала урок. Сначала он хотел подождать, пока она кончит, но не выдержал.
— Ясна, ты бы меня отпустила… то есть… тебе было бы грустно, если бы я тебя оставил одну на десять дней? — И единым духом он рассказал ей о предложении. — Я мог бы свободно ехать куда и как хочу. Мог бы снова повидать все те места, где мы были в пятнадцатом году как беженцы. Должен сознаться, мне просто-напросто хотелось бы сесть в поезд и почувствовать, как земля убегает из-под ног. — Вдруг его обуял стыд: он думал только о себе. А Ясна?! — Послушай, Ясна… когда я вернусь, ты тоже сможешь поехать куда-нибудь недельки на две. Мы это тогда…
— Ну, конечно, сынок, не беспокойся. Иди укладываться.
И оба в эту минуту знали, что и на этот раз Ясна не поедет на курорт, о чем они уже говорили год. Байкич, немного смущенный, ушел к себе в комнату укладываться.
Отдавая Байкичу железнодорожный билет, Бурмаз протянул ему и небольшой список.
— Это все старые и испытанные друзья «Штампы», так, на всякий случай. Здесь записано по одному в каждом месте. В большинстве случаев это председатели общин, видные торговцы или мелкие местные банкиры. Единственно, что от вас требуется, непременно заехать в Блажевцы. Там придется найти господина Вранича… Забавная фамилия, а, как у Бальзака? Но я слышал и лучше, например, Стопар или Шапинац… Итак, вы найдете господина Вранича, он ожидает визита одной популярной личности, — Бурмаз подмигнул, — так почему бы вам не оказаться этой личностью? У меня есть кое-какие сомнения, мне бы хотелось, чтобы вы этак потихоньку посмотрели, что делается в избирательном округе господина Деспотовича. О чем бы вы ни услышали, помалкивайте, разумеется, делайте вид, что вам все известно… Журналист не имеет права показывать, что он чего-то не знает, иначе он пропал! Так вот, это касается Блажевцев. Относительно других мест поступайте как хотите, но советую вам обращаться всегда к нашим друзьям. Иначе невозможно познакомиться с нашими городками. Случайные компании опасны. Каждый ведь себе на уме. А так вы будете иметь дело с честными, испытанными людьми. К тому же вы избежите таким образом ночевок в грязных и неудобных кафанах. Куда бы вы ни приехали, у верных друзей найдутся для вас хорошая постель, хороший обед и стакан вина. Только не забудьте, прощаясь, спросить хозяина, нет ли у него поручений в Белград. Это им льстит. И всегда расспрашивайте, как идут у них дела. Так-то вот, дорогой Байкич. И не теряйте времени зря. Смотрите только, как бы вас не соблазнили хорошая кухня в каком-нибудь монастыре и желание полениться. Когда-то, в бытность мою молодым журналистом… я, вместо того чтобы осматривать Рашку, забрался в Студеницу, в монастырскую тишину и начал писать, только не статьи, а стихи — и хорошие стихи; если бы их отделать теперь, то вполне можно было бы сравнить с косовским циклом Ракича. Не подумайте, что хвастаюсь… это так! Проклятая профессия журналиста! Но вот что… — Он открыл ящик своего стола. — Вам придется иногда путешествовать одному по деревенским дорогам, может быть, и ночью, не помешает… вы умеете обращаться с браунингом? Славная вещица. — Он вывалил на стол обойму, поставил на предохранитель, снял с предохранителя, показал, как надо стрелять. — Главное, пусть он будет у вас в кармане. Неплохо, если вы иногда вместо портсигара вытащите браунинг, словно бы спутав карманы! Увидите, как вам кучер начнет кланяться в пояс!