Реальность вокруг неуловимо изменилась. Камни под ногами нагрелась, но того, кто каждый день по теплому полу ходил, такой ерундой не удивить. Ладони в воздухе начали отсвечивать, без сварочной маски лучше не смотреть — для жителя мегаполиса, где все вокруг искрит и сверкает, просто ерунда. А вот бабочка, застывшая в воздухе как муха в паутине, уже интересней. Провел рукой сверху, нет паутины, значит мир замер, и похоже только для меня.
Звенящая, просто оглушающая тишина. Холод пробежал вдоль хребта, пропали не только звуки, но и краски. Тело советника растворилось. Прямо над дырой материализовалась полупрозрачная статуя здоровенного мужика с посохом. Только что ничего не было. На секунду отвел взгляд — и вот, здравствуй глюк.
Статуй я в своей жизни повидал немало. Некоторые умели шевелиться, некоторые даже говорить. Но ни одна не смотрела наглым взглядом и не ухмылялась. А ничего, я тоже дебильной рожей могу смотреть.
— Назовись, соискатель.
— Э-э-э, Боря, Борис я. Я не соискатель, я вообще мимо проходил.
Заговорила статуя разными голосами, сначала двумя, потом добавилось еще несколько. Говорить начала сама с собой, перебивать, спорить, переходя в разные тональности.
— Кто свидетельствует?
— Мое имя Себастьян Обескровленный, он принес добровольную жертву, эта земля породила достойного.
— Его не порождала земля, он чужой.
— Он чужой по крови, но един с нами по духу. Я готов поделиться мудростью.
— Чье слово?
— Мое имя Архип Пропащий, он проклял врага и был услышан.
— Он не проклял, это просто слова, в них нет правды.
— В них есть сила, и я готов поделиться силой.
— Кто свидетельствует?
— Мое имя Рошан Камнебород, он сражался на алтаре и выжил.
— Здесь не было достойного врага, только жалкая марионетка.
— Тень руки, что дергала за нити, до сих пор витает над этим местом. Кровь врага впиталась в черный камень. И я готов поделиться своей кровью.
— Кто желает сказать слово?
— Мое имя ничего не значит. Он сражался на дуэли отравленных клинков и победил.
— Этого не было, ты опять перепутал времена, Филипп Червоуст.
— Это будущее, значит это будет.
— Это одна из временных линий, это будет, если мы скажем — ДА.
— Это будет! Что мы скажем — совсем не важно. Я готов поделиться знанием.
— Чье слово?
— Мое имя Казимир Ненасытный, он казнил предателя крови и принес жертву, его жертва принята. Я признаю его голос и готов поделиться голосом.
— Кто свидетельствует?
— Мое имя Мария Плаксивая, с ним жертва, что поднялась на алтарь по своей воле. Я признаю его силу.
— Кто свидетельствует?..
— Достоин…
— Я готов…
— Достоин…
Веселый такое диалог, насыщенный. Ага, одно имя знакомое мелькнуло. Птоманты древности заседают, не надо им мешать. Начал аккуратно пятиться к краю. Может удастся тихонько исчезнуть. Есть небольшая вероятность, что наградить хотят, только за любой наградой, номинацией или премией обязательно стоит какое-нибудь НО.
Тихо исчезнуть не получилось. Поскользнулся на лужице, что натекла из обрубка, Боря, надо смотреть куда ступаешь. Ноги поехали в разные стороны, штаны треснули, и я оказался в позиции, которую очень любил Жан Клод Ван-Дамм, в лучшие годы. Полный шпагат — это, нерадивый подери, больно, а еще очень, очень обидно. Да за что же мне это.
Статуя развела руки, — Решение принято. Соискатель, подойти, прими и расцени.
Хорошо говорить — подойди и прими. На четвереньках как-то несолидно, но самому мне сейчас не подняться.
Глядя на мои вялые загребания, статуя не выдержала, и сама сделала шаг навстречу.
— Протяни ладони.
— Что от меня требуется?
— Просто протяни ладони и прими свою ношу.
— В смысле, что от меня потребуется потом?
— Ты все узнаешь, когда придет время.
— А отказаться нельзя? Может поищем более достойного, я помогу, как раз есть на примете…
От ладоней шибануло током так, что прикусил язык и снова рухнул на спину.
— У, чего деретесь?
— Один из нас готов пойти с тобой.
Представил статую, шагающую за моей скромной тушкой.
— А может не надо.
— Тебе нужен учитель. Ты должен быть готов, когда рука, что дергает за нити, вернется. Выбирай наставника.
— А нельзя позже. Надо посмотреть весь список.
— До встречи, — статуя хмыкнула и исчезла. Не в дыру, откуда она, несомненно, появилась, а в небеса, сверкнув искоркой.