— Залезай, расскажу, что нужно делать.
…
На воротах дежурные, распахнули створки, кланяются. Обвешались оружием как матросы, собирающиеся на штурм Зимнего. У каждого десяток ножей за поясом, пики, косы, что-то похожее на кривые сабли.
Во дворе работа кипит, десяток рабочих колотят деревянный ангар. Костры, палатки, шум песни. Веселится народ, навскидку сотня человек во дворе.
Бука выскочил, попытался открыть дверцу, но Филин его отпихнул, бросился, кланяясь до самой земли. Подхватил меня под руку.
— Борис Антонович, а мы то заждались вас. Уж так заждались, просто сил нет.
— Оберы были?
— Как не быть, враз после как батюшку вашего увезли, так целая делегация. Наблюдатели каждый куст, каждую комнату смотрели, искали знамо кого. Один усатый все главного выспрашивал, профессора. Ну мы то Груша ему показали в новом костюме. И кресло ему красиво ковром и перстень и сигара. Груш только палец вверх и смотрит страшно, что это значит — без Чижика не понять. А Чижик в Незабудке, Антона Петровича охранять подрядился. Усатый сначала орал — «Всех в рваной земле сгною», но как шипение услышал: «Ты пришел без уважения», успокоился, побледнел и сбежал быстро. Потом еще обер-участковый приезжал, у калитки постоял, помялся да уехал.
— Филин, я для тебя отдельное поручение придумал. Чтобы ты тоже при важном деле был. Тебе понравится. Лови описание, читай внимательно. Позже подойдешь, детали обсудим.
— Бука, не томи, трофеи показывай.
Осмотрел кареты, отремонтированные и выкрашенные Язвой в черно-золотой цвет. На моей нашивке подсмотрела. Не получим ли по шапке за такую палитру? Хотя смотрятся свежо.
Одна сразу привлекла внимание. Здоровенная, как сарай на колесах, под четверку лошадей-тяжеловозов.
— Вот, эта интересно выглядит.
— Похоронное агентство у банды Могильщиков было. В последний путь на нем людей возили. И не абы кого, а людей важных, денежных, — пояснил Бука.
Дверь сзади, как и в машинах скорой помощи. Высоковато немного, но лесенка выдвигается. Посередине массивный стол. Скамейки для плакальщиц, для венков крюки. Добротная конструкция, основательная.
— Ну-ка плотника зови.
Плюгавый мужичок прибежал, кланяясь, отряхивая стружку из бороды.
— Ваше благородие, вызывали?
— Карету починить сможешь? — спросил я.
— Так тут целое все, чего чинить то?
— Что скажу, то и чинить. Скамейки убрать, чтобы вокруг стола ходить свободно, все лишнее кроме стола выкинуть. Вот сюда шкафы навесить с полками. В угол раковину для воды, бак на крышу. Печку небольшую в другом углу приспособь, чтобы воду можно было греть. Окна расширь, чтобы во всю стену и открывались наружу. Еще посмотри, что лишнее снять, чтобы полегче была.
Мужик смутился, округлил глаза.
— Это что получится то?
В виде исключения ответил. Хороший плотник, вон за пол дня сколько всего настроил.
— Это, уважаемый, будет передвижной санитарный экипаж. В нем важный целитель Херувим будет людей лечить, разъезжая по всей столице. Посчитай чего по материалам надо, и приступай немедленно.
Бука, командуй общий сбор.
На крыльцо вынесли кресло, в который водрузился профессор. Надо же как в роль вжился. Ни одного лишнего движения, спокойствие, уверенность. Незримая аура силы появилась, вон народ как потряхивает.
Профессор по моему скрытому сигналу поднял руку. Я по его сигналу громко скомандовал.
— Разбиться на ладони.
Бандюки на удивление резво разделились по шесть человек, видно этот процесс знаком и уже пройден. Боевая бандитская ладонь — это значит старший и пять бойцов. Я пошел между рядами, осматривал орлов, некоторых менял местами, тычком в грудь назначал руководителей.
— Эй, у этой ладони я главный.
— А ты ваще кто-таков?
— Этот что тут права качает?
Ага, вот и негатив назрел. Недовольство. Все верно, нет у меня тут достаточного авторитета, чтобы вот так сходу порядки навязывать. Тем более среди контингента, признающего только грубую силу.
Из толпы вынырнул мужик с ящиком под мышкой.
— Эй, жирный, ты чего раскомандовался. Мы с профессором, он наш главарь. А ты никто и звать тебя никак. Забирайся в свою тележку и чеши отседова, пока цел.
Народ одобрительно загудел. За спиной зачинщика материализовался Егор. В воздухе мелькнул здоровенный зазубренный нож. Как и куда Егор пырнул, я не заметил. Просто подшаг, молния, и тело бьется в судорогах. В руках инвалида окровавленный тесак и улыбка такая, что хочется завязать с преступным прошлым и бежать старушек через дорогу переводить.
Туша начала хрипеть и пускать пузыри, даже я засомневался, точно ли это подстава. Наконец дергающиеся ноги успокоились. Егор деловито вытер нож о лежащее тело и распрямился, оглядывая оторопевших бандюганов.