— Что прямо в дыру? В ту самую? Меня учили, что нельзя даже подходить близко.
— Не забывай, ты по профессии кто⁈ Пора осознать, что тебе можно и нужно. Половина всех ритуалов птомантских подле этой дыры. Я не просто рядом был, даже морду внутрь совал, и ничего, жив, только харя толще.
Одежду и личные вещи придется сжечь. И с трупа и свою. Поэтому переоденешься в то, что написано. Обувь замотать, это называется бахилы. Голову тоже, чтобы ни один волосок с твоих пепельных кудрей не упал. Нужна железная бочка или просто яма в земле, подальше от города. Состав, которым вещи пропитать тоже указан. Рецепты строгие, смотри точно, сколько частей чего и в каком порядке.
— Что-то как-то сложно все это выглядит. Может проще можно, ну не знаю. В палас завернуть, я в кино видел, и вынести вечером.
Последние вялые возражения можно просто игнорировать. Буде время — лекцию прочитаю про отсутствие главной улики.
— После того, как тела не станет, комнату тоже убрать придется. Вторым составом протереть все места, куда кровь попасть могла и где сам руками касался. И носом не крутить, что работа не виконтская. У птоманта не бывает простой работы.
…
Из ладони завывания и стон раненного зверя.
— Степан, истерику прекратить. Чего раскис, как дитя малое?
— Я не мог, я же охранник, хранитель, понимаешь. Я никогда, я же всегда. Барона охранял, жен его. И раньше. На службе, в патруле. Я же видел все, каждую мышь. Заранее холкой чуял. Печенкой, любую угрозу. Все потерял, все просрал.
— Степан, давай соберись. Звонить пытался?
— А то, и сразу, и потом. Не берет ладонь.
— Не берет, но вызов идет. Значит жива. Ничего не потеряно и не просрано, если сейчас сопли на кулак не намотаешь.
— Ты может приедешь? Я на месте, здесь, только отъехал на конец квартала. Оберы уже внутри, тело старухи увезли и по соседям крутятся.
— Оберов кто вызвал? Не ты, значит похитители. Не сомневайся, твой портрет у них есть. Уезжай аккуратно домой, бороду брить и переодеваться. По пути рассказывай с самого начала каждую мелочь.
— Просто ехали, болтали. Олеся сама правила, любит она лошадок. Я же говорил завсегда заранее любую угрозу, а тут ничего.
— Ты же не вчера родился. На любое умение более умелый найтись может. Так что и причины, и анализ ошибок на потом оставим. В магазине вспоминай, что видел? Как тело старухи лежало?
— Лицом на столе, в глаз убита. Кровищи натекло.
— Звуки, запахи?
— Гнильем там несло и кислятиной. Как всегда.
— Ладно. Кто око отвести мог? Хлопки, крики. Не могло же оно само уйти.
— Ничего тишина полная.
— Ладно, тишина — это тоже зацепка. То, что вы у магазина остановитесь кто знать мог?
— Так мы у всех продуктовых, на каждом квартале. Но этот то наш, Олеся же так директор. Пара пацанов из магазина выходила. Обычные. Краем глаза зацепил.
— Ну вот, а говоришь не вспомнил ничего. Давай с самого начала, как от дома отъехали. Поминутно.
Прогнав все вопросы по третьему кругу, выяснил крохи.
Воздействие ментальное не подтверждено, но скорее всего было. Чувство опасности не сработало. А еще неуловимо менялся характер разговора. У дома Олеся рассказывала про работу магазинов как единого живого организма. Интересно, взахлеб. Степан слушал про всякие закупки товара, спрос, потери и охал. По мере приближения к месту похищения разговор на всякую ерунду перешел. Очень похоже на проклятие, которым мы с Егором подвергались. Но более мягкое. Состояние, когда отключается критическое мышление. Мог капитан объявиться? Однозначно да. С другой стороны, не должен он повторяться, это против его правил. В прошлом каждое действие было оригинальным и не лишенным некоторого шика, изящества.
Кто бы не забрал Олесю, насрать ему на всех уволенных. До понедельника из все равно никого не принять, два дня ждать? Похитителю выгодно, чтобы я два дня сидел и надеялся.
Вторая зацепка — пара подростков или скорее пацанов. Больше никого Степан не запомнил, а взгляд у него профессионального телохранителя. Если запомнил под воздействием, значит что-то его глаз зацепило.
— Глаза, волосы? Во что одеты?
— Не помню, не знаю. Рванье какое-то. Веревка, веревка на поясе. Как…
— Стоп. Достаточно. Бегом домой, бриться. Носа не высовывать и Марту не пугай.
Пацаны веревками подвязаны. В первый день у храма меня такие преследовали, после распознавания слезы.
— Цыпа, дела идут?
— Одеваем твоих этих. Прямо на месте дострачиваем. Ужас, рожи, ты их видел?
— Ответь быстро, чем ценна слеза девицы, работающей в борделе?