За ухо ткнулось что-то острое и холодное. Хриплый голос прошептал, — Закричишь, выпущу кишки.
За ухом кишок вроде нет, но почему-то от этого не легче. Удавка на горле ослабла, удалось выдохнуть и набрать воздуха.
— Шустрый скотина, ответишь на мои вопросы — есть шанс, что останешься жив. Кивни если понял.
Предельно понятно, ткнулся лбом в палас.
— Ты живёшь в этой комнате, ты Борис?
— Да и да.
— За дверью умер человек, что ты про это знаешь?
Вопросы лаконичные и по существу. Отвечать также надо.
— Тимофей, мой дядька. Утром шесть дней назад нашёл его повешенным. Ночью спал, шума не слышал. Дело вышло за пределы рода, следствие ведёт местный исправник. Скорее всего умер не сам.
— Не сам? Почему так решил?
— Высота потолков, он не мог достать с табурета. Не оставил записки. На теле следы борьбы: синяки на руках и клок бороды выдран при жизни.
Голос надолго замолчал, только слышал хриплое дыхание на затылке:
— Зачем тебя вызывали в управу? Лично видел, тебя толкали в карету не так, как приглашают на простую беседу. Исправник ни за что бы не стал задерживать аристократа без железных доказательств.
— Хороший аргумент, смерть Тимофея только повод. Меня нужно было увезти из усадьбы. Причина в другом.
Удавка сжалась сильнее, — Говори!
Чутье подсказало, что соврать сейчас не самая удачная идея.
— Мне в столицу на днях. Вызов в магическую академию. Проверяли, что я … тот, за кого себя выдаю.
— Во всем крыле только у тебя активная слеза воздуха. Маг воздуха мог закрепить верёвку и бесшумно поднять тело.
Надо же. Про магию я и не думал. Все ходил стремянку высматривал.
— Я не убивал, он был моим дядькой, наставником. Практически другом.
Киллер дёрнул за волосы, — Другом? И язык повернулся? Да мне Тимофей письма писал, про твои шуточки. Ты же издевался над ним как скотина.
— Можешь думать что хочешь, я баронский сынок, тупой и избалованный. Скотина точно, фамилия обязывает, а он слуга. Но ближе него у меня только матушка.
— Чем докажешь?
— Доказать не смогу. Магия у меня слабая, только вихрь и толчки воздуха. Не представляю, как это можно проверить.
— Знаю про твою магию, спрашивал кого надо, — опять на минуту замолчал, встряхнул меня как куль с мукой, — Кто мог желать его смерти?
— Самому интересно. Вариантов несколько. Первая зацепка — Тимофей не один, в усадьбе ещё есть случаи похожих смертей. Очередного сегодня из петли сняли. Вторая ниточка это я, вокруг меня что-то происходит, сам пока не разобрался. Третье — он мог увидеть что-то не предназначенное для посторонних глаз. Власть, бизнес. Все баронство не просто интриги, тут у каждого свои игры.
Следующий вопрос показал, что не все так плохо, — Складно говоришь. Не боишься. Страха не ощущаю. Что же с тобой делать?
— Разреши повернуться.
— Если ты увидишь моё лицо, тебя точно придётся тебя убить.
А вот тут не соглашусь. По голосу понятно, передумал он меня убивать. Сразу мог, теперь не станет. Если не почувствует фальши. Тренирован, хорошо подготовлен, но не убийца, скорее военный. Простой, прямолинейный, привык исполнять приказы. Этот человек мне очень нужен, и я его точно не отпущу.
— Извини, я рискну, чтобы говорить, мне нужно видеть глаза. И не важно, как выглядит твое лицо. Я узнал достаточно.
— Что ты можешь знать?
Будем шокировать и вербовать.
— Ты не наёмник и не убийца, мотив личный. Хорошо знаешь усадьбу, не просто прошёл не замеченным, для тебя это второй дом. Общаешься с кем надо, значит со слугами. Они тебя знают, с чужим бы не говорили. Не просто знают, ты был одним из них. Меня в лицо не признал, значит служил здесь давно, лет десять-пятнадцать назад. Тимофей был твоим другом, нет, скорее близкий родственник. Судя по голосу, не сын, я бы поставил что брат. Ещё у тебя нет левого глаза и ранена рука.
Давление на спину ослабло, сталь из голоса ушла, — Баронский сынок говоришь, тупой, избалованный?
Я просипел, — Так удобнее жить, не привлекая лишнее внимание.
Давление между лопаток исчезло. Аккуратно развернулся, не делая резких движений. Острое лезвие переместилось к горлу. Мужик в возрасте, почти старик. Тимофея старше лет на десять. На лице съехавшая повязка, пустая глазница чернеет неровным провалом. Лицо в пятнах, шрамах, ожогах. Голова без единого волоска. Вместо правой кисти культя, перетянутая кожаным ремешком. Понятно, почему лицо не уберёг, попробуй затянуть удавку одной рукой, не выпуская нож.
Напряжён, как натянутая тетива, и интуиция кричит, чертовски опасен. Взгляд бывалого воина. Ветерана. Убивал, видел смерть. Не заработаешь такой взгляд нянчась с баронскими отпрысками. Руку и глаз тоже не на детском утреннике потерял.
— Чего ты добился? Теперь тебя точно нет смысла оставлять в живых.
— Не обязательно, мы можем просто поговорить. Как мне тебя называть?
— Говорить? О чем? О чем с тобой можно говорить?
— Можно о смерти, о мести. Можно о жизни. Мне нужна твоя помощь.
— Предупреждали же, ты наглый, но чтобы настолько? Я решаю, убивать его или нет, а ему помощь требуется? Ты ничего не перепутал? Помощь, смех один, думаешь я стану с обидчиками твоими разбираться?
— Если ты хочешь отомстить, я могу помочь. Скажи, я в чем-то ошибся?
Молчал киллер с минуту, сопел, — Да ни в чем. Все правда. Егором меня зовут. Моя, наша семья служит Скотининым больше стони лет. Я тут с самого детства, всю жизнь служил, как и брат и вся семья. Всегда присматривал за младшими, заботился, но четырнадцать лет назад мне пришлось уйти.
— Пришлось?
— Именно пришлось. Я не выбирал. Я ушёл не один.
— Ты хотел бы вернуться?
Лезвие, что только касалось кожи, надавило под горло, киллер зарычал, — Вернуться к тем людям, которые растоптали и довели до смерти человека, который был мне дорог? К людям, которые убили моего брата?
— Согласен, можно было не спрашивать.
Мысленно прогнал перед глазами генеалогическое древо. Вверх, чуть вбок. Ближайших родичей запомнил нормально, чуть в стороны дырявая голова уже не держала.
— Это была Марина, моя тетка?
Судя по сверкнувшему глазу, угадал.
— Четырнадцать лет назад её вышвырнули из рода. Твой дед ублюдок подлый. Скотина, старой школы, жёстким со всеми, со слугами, с детьми. Одной ногой в могиле, а он. С магией у ней перестало получаться, конфликты в семье на пустом месте. Марина простая была, добрая, беззащитная. Обучал я ее, оберегал ее, опять же. Ну думал так. От слуг, от сверстников. А от злого слова как? Вокруг аристократы куда ни плюнь. И так, через день то на ворота, то воззжами или палками по пяткам.
Когда барон ее выпнул, плюнул я на все, на семью, на обязательства, и с ней ушел. Переругался со всеми. Мы уехали в деревню с моей родне далекой. Пристроил девочку, подписал контракт и на двенадцать лет ушёл в Рваные земли.
— Я так понимаю, ее больше нет?
— Умерла зимой. Сердце не выдержало. В нищете, денег не было не только на нормального лекаря, совсем ничего не осталось. Ничего. Я десять лет бился с мерзостью. Неплохо заработал, хотя покалечился вот. Не успел. Все же ради неё, ради...
— Стой, вообще-то это у твоего горла кинжал. Ты как мне в душу залез?
— Да никуда я не залазил. Вижу же как тебе хреново. В себе столько лет обиду держал.
Старик заскрипел зубами, — Обиду? Я двенадцать лет выживал там, где больше года не тянут. Каждый день засыпал, знал меня ждут. Цеплялся. Мерзость зубами рвал. Пришел, а ее уже нет. А теперь брат. Лучше скажи, кто приёму такому научил? Тимофей не мог, он в рукопашной не силён. Никогда не слышал, чтобы так уходили от удушения.
— Приёму?
— Ты не стал хвататься за удавку. Все всегда хватают верёвку, пытаются подсунуть пальцы. А ты не стал, сразу в нос вцепился, будто знал где он. И с таким рычагом пальцем в глаз.