Кот высунул морду из коробки, оживать начинает, проявлять интерес к тому, что рядом. Уставился на свечение моих ладоней, глубокомысленно муркнул.
— Ты думаешь прокатит? Все поставить на вот это расписание, и насколько точно оно тут соблюдается? Котик, да ты оказывается оптимист.
— Егор, нельзя нам до утра ждать. Не выпустят нас Собакины. Бери себе билет до Ростова, хватай сумки и ныряй живо.
— А ты как же?
— Я следом. Пойду изучать особенности местной транспортной коррупции.
Изучение прошло успешно, хотя и не с первого раза. Третий по счету проводник сначала грозно топорщил усы, но услышав жалобную историю про хулиганов, которые на вокзал не пускают, побить хотят, получил полторы цены и подобрел. Пару минут шмыганья носом и я в тесном купе, зажатый стопками грязного белья.
Паровоз красавец, что-то среднее между поделкой Черепановых и пьяными фантазиями сценариста фильмов про Безумного Макса. Труба есть, фырчит, работает – и ладно.
— Егор, сходим перед Ростовом на станции Х. В город нельзя, тебя рядом со мной однозначно срисовали, не подумал вовремя. Предстоит самое сложное, за три минуты перебраться через шесть путей — мне физически сложно будет. Пересядем на товарный до Красногора.
Егор возмутился, — Боря, нельзя в Красногор, это же гнездо Собакиных.
— Можно, там нас никто не ждет. В городе будет окно в полтора часа. Тебе нужно будет купить женский парик, яркую помаду и бюстгалтер самого большого размера, что найдешь. Плюс неброский закрытый экипаж, нам нужно перебраться на другой вокзал. Попадем в скорый до Москвы и можно сказать ушли.
…
Все получилось. Для разных проводников, разные истории, кто-то повелся на преследование от обещания жениться, кто-то на побег от призыва — «Видите тетенька, какой я толстый, меня же на службе совсем-совсем плохо будет». Пожёванная жизнью дама украдкой смахнула слезу — у самой подрастает трое. Добавка от двойной цены билета опять же творила чудеса.
Разместились не в самом богатом вагоне, проводница выделила пару коек среди толпы простых крестьян и работяг. На прощание буркнула, — Око в этот вагон редко заходит, только если шум, дебош пьяный или ограбят кого. Если что — я вас знать не знаю.
Скорый на Москву набирал обороты. От сумасшедшего метания кружилась голова, вторые сутки без нормального сна. Выпил три кружки горячего чая без сахара. Одной заварки попросил, за что расстался с суммой, примерно равной бюджету чайной плантации. На зоне при сложных этапах заключенные несколько дней одним чифирем спасаются. Растянулся на нижней полке.
Неясным важный вопрос остается. Холлю известны мои приключения, когда ни ока рядом, и не снимал никто. Можно было спросить в открытую? Нет, нельзя. Ответ на такой вопрос выходит за рамки извинений за неаккуратные проверки. Это уже самому задолжать, признать, прогнуться и согласиться с его правилами. Он думает, что взял меня за бубенчики, крепко, надежно. Поэтому поводок отпустил подлиннее, чтобы я привык.
Современник тоже хвастался, что знает как освобождение Даши проходило. Одна у них технология, или способы разные? Запись из глаз, активируется если ладони вместе. Нечего же мешает и без рук работать, во благо безопасности Империи. Основная функция милости — защита от Злого ветра. В руке проволока с функцией проводника или скорее антенны.
Стопаньки. Кажется есть что Советнику предложить за ответы и должным не оказаться. Вышел в тамбур, закурил. В вагоне дымили много, но обилие детей не позволило присоединиться.
— Привет Холль, есть деловое предложение, информационный обмен.
— Ты точно в безопасности, никого нет рядом?
— Иначе бы не звонил. Советник, скажи, как ты получаешь информацию? Ту, когда ока нет рядом.
— Я могу сказать, но ты должен пообещать…
— Советник, у меня есть чем с тобой расплатиться, не давая никаких обещаний.
— Что еще за способ?
— Это зависит от твоего ответа.
— Мы не начнем работать вместе, если не будем доверять друг другу.
Тут полностью согласен. Оборвал связь. Мы вообще не начнем работать, если ты не будешь выполнять что я говорю, быстро и без лишних вопросов. А если серьезно — мы вообще вместе работать не будем.
Пара минут на новую сигарету. А вот и вызов. Подумал значит и решился.
— Гм. Боря, хорошо, я поделюсь. У тебя на милости есть документ, защищенный ключом. Это не совсем документ, это слово Вечного ученика, особое, называется…. Не могу сказать. Слово активируется любой сильной эмоцией — испуг, гнев, радость. И тогда владелец другого слова начинает видеть и слышать. Надо только ключ знать. Как я его получил тоже не скажу, я еще не уверен, что ты все понял и готов...
Просто чудесно, что-то подобное и подозревал.
— Убрать можно.
— Только владелец, гм, кто поставил, но я не могу сказать. Скоро само исчезнет, недели три потерпи, теперь давай, что ты там…
— Холль, хорошо, теперь о грустном. Ты говорил, что не знаешь, сам я прибыл, или кто-то послал?
— Послал?
— Не так выразился, скорее пригласил так, что отказаться было неудобно. Тот, кто меня сюда выдернул не шахматист, э-э-э, не игрок в сатранг, я изначально неправильно его оценил. Это рыбак на крупную хищную рыбу, и он ловит на живца. Советник, я просто наживка. Чтобы осторожный и матерый хищник клюнул – наживка должна трепыхаться. Должна пищать и дергать лапками. Это как раз то, что я и делал всю неделю. Я не уверен, что снасть подготовлена на тебя, но ты клюнул.
— Боря, ты что говоришь такое, это же…
— Ты засвечен, Холль, если у тебя есть пути отхода, самое время ими воспользоваться. Надеюсь, это наш разговор не последний. Конец связи.
Так, приятеля успокоил, пусть думает. У меня стоит шпионское приложение, которое передает что я вижу, если я начинаю нервничать. Значит нервничать не нужно. Почему эмоции? Почему скоро исчезнет?
Доверяй, но проверяй. Включил милость, нашел запароленый документ. Действительно, ни удалить, ни перетянуть, срывается и возвращается на место.
Раз — срок, через три недели мне восемнадцать лет. Два – не хочет раскрывать владельца. Три – способ активации, очень похоже на…, на родительский контроль. Заботливые родители ставят, чтобы чадо было под присмотром.
— Мама, как дела? Как Даша?
— Ой, Боренька, ты в столице уже, да? Устроился? У нас все хорошо. Даша про тебя спрашивает, когда с Борей поиграем? А когда в гости к Боре поедем?
— Еще еду, мама, у меня все прекрасно.
— Ты кушай хорошо, спать ложись вовремя. Степан с тобой поехал, да? Он серьезный, в обиду не даст. Я слышала, ты Олесю с собой взял. Она хорошая девочка, но знай, что тебе не пара.
— Мам, у меня стоит слово, через которое ты видишь то, что вижу я.
— Боренька, какое слово, я…
— Мама, это не вопрос. Ты видела достаточно, чтобы понимать — я изменился и сейчас говорю серьезно. Есть возможность поменять ключ?
— Боря, значит ты узнал. Вот только уехал и узнал. Это слово, «Око матери», так все делают, ты же мой маленький, всегда останешься. И у Даши есть, и Наама за своими присматривает, мало ли. Но я могу убрать, могу, правда. Хотя оно до совершеннолетия только, дальше милость не позволит.
— Не надо ничего убирать. Нужно обязательно изменить ключ, немедленно.
Плотину на той стороне прорвало, — Сынок, я молчала, плакала, там такое видела. Остап…
Я рявкнул, — Ни слова. Соберись. Сама можешь заглядывать, если спать по ночам неохота. Все видео сохраняй надежно. Ключ поменяй. Думаю, исправник его скопировал, когда приходил еще до гибели моего дядьки. Еще ты теряла сознание на примерке костюмов, помнишь? Все, отбой, как устроюсь, обязательно сообщу.
Не заметил, вроде несколько минут поговорил, а половины пачки как не бывало. Табак хороший, настоящий. В нашем мире такого давно нет. Просто вкус детства. Рухнул на полку, вытягивая ноги. Надо еще чаю, и обдумать нормально, что понял.
Не додумал, уснул. Равномерный стук колес на меня всегда действовал благотворно и успокаивающе.