— Нет, — твердо ответил Снежок, — у нас нет способов производить сахар на этой ферме. Кроме того, тебе ни к чему сахар. У тебя будет вдоволь овса и сена.
— А можно мне будет по-прежнему носить ленточки в гриве? — спросила Молли.
— Товарищ, — ответил Снежок, — эти ленточки, к которым ты так привязана — эмблема рабства. Неужели ты не понимаешь, что свобода дороже ленточек?
Молли согласилась, но это как будто не совсем убедило ее{1}.
Самыми верными учениками свиней были две рабочие лошади, Боксёр и Кашка. Этим двум не легко было мыслить самим, но, раз уже признав свиней своими учителями, они усваивали все, что им говорили, и с помощью простых доводов передавали усвоенное другим животным. Они никогда не пропускали тайных собраний в сарае и были запевалами, когда пелся «Скот английский», которым собрания всегда заканчивались.
Вышло так, что Восстание произошло гораздо раньше и гораздо легче, чем кто-либо ожидал. В прошлом фермер Джонс, хотя и суровый хозяин, был хорошим фермером, но за последнее время ему не везло. Он был очень расстроен, потеряв деньги на одной тяжбе, и запил сверх меры. Целые дни он просиживал, развалясь в кресле, на кухне, читал газеты, пил, и время от времени кормил Моисея смоченными в пиве хлебными корками. Его работники били баклуши и воровали, поля заросли сорными травами, крыши построек зияли дырами, изгороди были в забросе, скот недокормлен.
Наступил июнь, и сенокос был на носу. В ночь на Ивана Купалу, в субботу, фермер Джонс отправился в Виллингдон и так напился в кабачке Красного Льва, что возвратился только к полудню в воскресенье. Работники подоили коров рано утром, а потом пошли ловить зайцев, не накормив животных. Возвратившись домой, фермер Джонс сразу же завалился спать на диване в гостиной, накрыв лицо газетой, так что к вечеру животные еще не были покормлены. Наконец они не вытерпели. Одна из коров проломила рогом дверь амбара, и все животные принялись уплетать корм. Как раз в этот момент фермер Джонс проснулся. Тотчас же он и его четыре работника появились в амбаре с бичами и стали хлестать во всех направлениях. Этого голодные животные не могли снести. Дружно, хотя ничего и не было решено заранее, набросились они на своих мучителей. Джонс и его люди подверглись пинкам и толчкам со всех сторон. Они уже не были хозяевами положения. Никогда раньше не видали они, чтобы животные так вели себя, и этот неожиданный бунт тварей, которых они привыкли бить и мучить, как им заблагорассудится, напутал их до смерти. Почти сразу же они сдали попытки защищаться, и обратились в бегство. Еще минуту спустя все пятеро уже бежали во всю прыть по дорожке, которая вела к шоссе, преследуемые торжествующими животными.
Жена Джонса выглянула из окна спальни, увидела что происходит, наспех кинула кой-какие пожитки в саквояж: и улизнула с фермы другой дорогой. Моисей соскочил с шестка и затрепыхал за ней с громким карканьем. Между тем животные выгнали фермера Джонса и работников на дорогу и захлопнули за ним калитку из пяти перекладин. Таким образом, прежде чем они сами сообразили, в чем дело, Восстание было успешно проведено. Джонс был изгнан, и Барский Хутор стал их собственностью.
Первые несколько минут животные едва могли верить своему счастью. Их первым делом было прогалопировать всем скопом вокруг фермы, как бы для того чтобы удостовериться, что нигде не прячется ни один человек; затем они помчались назад к службам, чтобы стереть последние следы ненавистного владычества Джонса. Они взломали сарай для сбруи в глубине конюшни: уздечки, кольца, цепи, жестокие ножи, которыми Джонс кастрировал свиней и ягнят, — все это полетело в колодезь. Вожжи, чересседельники, шоры, унизительные торбы были выброшены в кучу мусора, горевшего во дворе. Так яге поступили с кнутами. Все животные заплясали от радости, когда увидели, как пламя объяло кнуты. Снежок бросил также в огонь ленточки, которыми по базарным дням украшались гривы и хвосты лошадей.
«Ленты, — сказал он, — должны почитаться одеждой, которая является отличительным признаком человека. Все животные должны ходить нагишом.» Услыхав это, Боксёр пошел за маленькой соломенной шляпой, которую он носил летом, чтобы мухи не лезли ему в уши, и бросил ее в костер вместе со всем остальным.
В короткое время животные уничтожили все, что напоминало им о фермере Джонсе. Затем Наполеон отвел их обратно в амбар и выдал каждому двойную порцию корма и по два сухаря каждой собаке. Они пропели «Скот английский» семь раз подряд с начала до конца и после этого устроились на ночь. Эту ночь они спали как никогда раньше.
Но проснулись они по обыкновению на рассвете и, вдруг, припомнив все замечательные происшествия предыдущего дня, все вместе помчались на пастбище. Здесь на лугу был пригорок, с которого открывался вид почти на всю ферму. Животные взбежали на его верхушку и оглянулись кругом при ясном утреннем свете. Да, это принадлежало им — все, что они видели, было их! В восторге от этой мысли они принялась скакать кругом, высоко подпрыгивая от возбуждения. Они катались в росе, срывали целыми пучками душистые летние травы, вскидывали комья чернозема и вдыхали его густой запах. Затем они совершили обход всей фермы и осмотрели в немом восхищении пашни, сенокос, фруктовый сад, пруд. Рощу. Можно было подумать, что они ничего этого раньше никогда не видели, и даже теперь им с трудом верилось, что все это их.
Потом они вернулись гурьбой к службам и остановились в молчании перед дверью жилого дома. Он тоже принадлежал им, но они боялись войти внутрь. Мгновение спустя, однако. Снежок и Наполеон плечами отворили дверь, и животные вошли в дом гуськом, продвигаясь с крайней осторожностью, чтобы не опрокинуть чего-нибудь. На цыпочках переходили они из комнаты в комнату, боясь говорить иначе как шепотом и глядя с каким-то почтительным ужасом на невероятную роскошь, на пуховые перины, зеркала, набитый конским волосом диван, брюссельский ковер, на литографию королевы Виктории над камином в гостиной. Они как раз спускались по лестнице, когда обнаружилось, то Молли пропала. Вернувшись, они увидели, что она осталась в главной спальне. Она взяла кусок голубой ленты с туалетного столика г-жи Джонс и, приложив его к плечу, преглупо любовалась собой в зеркале. Выругав ее, они все вышли. Несколько висевших в кухне окороков были вынесены для погребения, а бочонок с пивом был проломлен ударом копыта Боксёра; ничего другого в доме не было тронуто. Тут же на месте была принята единогласная резолюция, что дом фермера должен быть сохранен как музей. Все согласились, что животные никогда не должны поселяться в нем.
Животные позавтракали, а затем Снежок и Наполеон снова созвали их.
— Товарищи, — сказал Снежок, — сейчас половина седьмого и перед нами длинный день. Сегодня мы начинаем сенокос. Но сперва мы должны заняться другим делом.
Тут свиньи признались, что за последние три месяца они выучились грамоте по старому учебнику, принадлежавшему когда-то детям фермера Джонса и выброшенному в помойку. Наполеон послал за банками черной и белой краски и провел животных к калитке, которая выходила на шоссе. Тут Снежок (ибо он писал лучше всех) взял кисть двумя суставами своей ножки, замазал слова «Барский Хутор» на верхней перекладине калитки и на их месте написал «Скотский Хутор». Таково должно было быть отныне название фермы. После этого они прошли назад к службам. Там Снежок и Наполеон послали за лесенкой, которую приставили к внутренней боковой стене большого сарая. Они объяснили, что в итоге трехмесячных занятий свиньям удалось свести принципы скотизма к семи заповедям. Эти семь заповедей будут теперь начертаны на стене; они составляют нерушимый закон, согласно которому все животные на Скотском Хуторе должны жить вовеки веков. Не без труда (свинье ведь нелегко сохранять равновесие на лесенке) Снежок забрался наверх и принялся за работу, в то время как Фискал несколькими ступеньками ниже держал банку с краской. Заповеди были начертаны на осмоленной стене большими белыми буквами, которые можно было прочесть за тридцать шагов. Они гласили: