Он думал, что это будет легче. Но это было ужасно. Она не шевелилась. Ни звука не сорвалось с ее сухих губ, когда он сказал о встрече с Дином и о болезни ее мужа. Она догадывалась, что он скажет, раньше чем он открывал рот. Когда он произнес слово «смерть», она медленно отступила от него. Она не вскрикнула. Единственным доказательством, что она слышала и поняла, был тихий стон, сорвавшийся с ее губ. Она закрыла лицо руками и минуту простояла рядом с ним, и вновь неукротимая сила великой любви к ней бурным потоком залила сердце Мак-Вея.
Он открыл объятия, чтобы схватить ее и утешить, как бы он утешал ребенка. Он с радостью упал бы мертвым к ее ногам, если бы это могло вернуть ей того, кого она потеряла. Она вовремя подняла голову и увидела его открытые объятия. Она прочитала любовь и мольбу в его глазах, и ее собственные глаза засверкали как у тигрицы.
— Вы… вы… — крикнула она, отступив от него. — Это вы убили его! Он не сделал ничего дурного, он только защитил меня и отомстил за оскорбление этому скоту! Он не сделал ничего дурного. Но закон… ваш закон… послал вас в погоню за ним, и вы охотились за ним, как за зверем. Вы выгнали его из дома, от меня… от ребенка. Вы охотились за ним до тех пор, пока он не умер там… один. Вы… вы убили его!
С громким криком она повернулась, схватила ребенка и побежала с ним к другой двери. И когда она скрылась в той комнате, из которой вышла первый раз, Билли слышал, как она, рыдая, повторяла те же ужасные слова:
— Вы… вы… вы…
Как человек, оглушенный ударом, он медленно вышел в наружную дверь. Около своих саней и собак он встретил Пьера Круассэ и его жену, возвращающихся с обхода капканов. Он еле сознавал, какие объяснения давал метисам, помогавшим ему раскинуть палатку. Но, уходя в свою хижину, Круассэ сказал:
— Она больна, очень больна. И каждый день все больше больна. Mon dieu! Моя жена очень боится!
Билли срезал несколько веток кедра и вынул свои одеяла, но разводить огонь ему не хотелось. Когда метис пришел сказать ему, что ужин готов, он ответил, что не голоден и сейчас ляжет спать. Молча, не поев, даже не покормив собак, он закутался в одеяла и лег. Он лежал без сна, когда зажглись звезды. Он лежал без сна, когда поднялся месяц, он лежал без сна, когда огонь погас в хижине Пьера. Снежный человек не вспоминался ему больше — ни дом, ни надежды. Он еще никогда не переживал такого удара. Он лежал без сна, когда месяц проплыл над его головой, опустился за лес на западе и настала полная тьма. Перед рассветом он забылся тяжелым сном, от которого его разбудил голос Пьера.
Когда он открыл глаза, был день, и метис стоял в проеме его палатки. На лице его был написан ужас.
Увидев, что Мак-Вей проснулся и сел, он заговорил плачущим голосом:
— Боже мой! — простонал он. — Это чума, месье — la mort rouge1 — оспа! Она умирает…
Мак-Вей быстро вскочил и схватил его за руки.
Но тот вырвался и побежал к хижине. Мак-Вей увидел, что сани метиса запряжены, и жена Пьера выносит одеяла и свертки. Он не стал терять времени на расспросы, но бросился в пораженную чумой хижину. Из комнаты Изабеллы доносились тихие стоны. Он ворвался туда и упал на колени около нее. Лицо ее пылало лихорадочным огнем, беспорядочные массы спутанных волос наполовину закрывали ее. Она узнала его, и ее темные глаза болезненно вспыхнули.
— Возьмите… ребенка! — простонала она. — Уйдите… уйдите с ней!
С бесконечной нежностью он протянул руку и откинул с ее лица волосы.
— Вы больны… больны тяжелой лихорадкой, — сказал он ласково.
— Да… да… До этой ночи… я не думала… что это. Вы… вы любите меня! Так возьмите ее… возьмите ребенка и… уйдите… уйдите!
Вся его прежняя сила вернулась к нему. Он больше не боялся ее. Он улыбнулся ей, и прикосновение к ее шелковым волосам вернуло ему спокойствие.
— Я уведу ее отсюда, — сказал он. — Ей будет хорошо… Изабелла. — Он умоляющим голосом произнес ее имя. — Она останется здорова. Она не заразится.
Он взял ребенка и вынес его в первую комнату. Пьер и его жена стояли перед дверью. Они были одеты по-дорожному, как накануне, возвращаясь с обхода капканов. Он спустил на пол Изабеллу и кинулся к ним.
— Вы что это затеяли! — крикнул он. — Вы не уедете! Вы не можете уехать! — Он с отчаянием обратился к женщине: — Она умрет, если вы не останетесь и не будете ухаживать за ней. Вы не должны бежать!
— La mort rouge! — сказал упрямо Пьер. — Остаться — смерть!
— Вы должны остаться! — повторял Билли жене Пьера. — Вы же тут одна женщина… единственная женщина… на сотню миль. Она умрет без вас. Вы останетесь, если бы мне пришлось даже убить вас!
С кошачьим проворством Пьер взмахнул тяжелой рукояткой собачьего бича, который был у него в руке, и она со страшной силой обрушилась на голову Мак-Вея. Он зашатался, в глазах у него потемнело, и он грохнулся посреди пола, уловив еще в последнее мгновение странный дикий крик. Во внутренней двери перед ним в тот же миг мелькнула белая фигура Изабеллы. Затем он потерял сознание.
Когда он очнулся, он увидел перед собой лицо Изабеллы. Он помнил, что слышал только что ее голос, звавший его. Он чувствовал прикосновение ее рук, и когда он открыл глаза, ее распущенные волосы касались его груди. Голова его была откинута, и он увидел прямо перед собой ее лицо. Оно ужаснуло его.
Он понял, что она говорила ему, пока он лежал на полу.
— Вы должны уйти… должны уйти! — повторяла она рыдающим голосом. — Вы должны увезти моего ребенка. И вы… вы… должны уйти!
Он приподнялся и встал, все еще немного шатаясь. Он подошел к ней и посмотрел на нее так же, как в тот раз, когда он сказал ей, что пойдет с ней через лес.
— Нет, я не уйду, — сказал он твердо, но прежним ласковым голосом. — Если я уйду, вы умрете. Поэтому я останусь.
Она безмолвно посмотрела на него.
— Вы… вам нельзя оставаться! — пробормотала она наконец. — Неужели вы не видите… не понимаете? Я женщина… и вам нельзя! Вы должны увезти ее… и прислать помощь.
— Здесь нет помощи, — спокойно сказал Мак-Вей. — Много времени вы пробудете без помощи. Я останусь… и… и клянусь… я буду ухаживать за вами, как он… как бы он ухаживал. Он заставил меня поклясться в том, что я буду заботиться о вас…
Она посмотрела ему в глаза. Он видел, как трепетала ее грудь, как беззвучно шевелились ее губы. Она упала бы, если бы он не поддержал ее.
— Если что-нибудь случится, — прошептала она, — вы… будете заботиться… о ней… о моей девочке…
— Да, всегда.
— А если я… если мне станет лучше…
— Да, да, — успокаивал он.
— Если я…
Он понял ее тревогу.
— Да, я знаю, я понял! — вскричал он быстро, чувствуя, что она тяжелее опирается на его руку. — Если вам станет лучше, я уйду. И никто не будет знать во всем мире… никто… И я буду добр к вам… и буду заботиться о вас…
Он остановился, откинул назад ее волосы и посмотрел ей в лицо. Потом он отнес ее в ее комнату, а когда он вернулся, маленькая Изабелла плакала.
— Бедная моя крошка! — вскричал он, схватил ее на руки. — Бедная крошка…
Ребенок улыбался ему сквозь слезы, и Билли вдруг присел с ней на край стола.
— Ты у нас с самого начала была крепенькой, как камешек, ну и теперь надо быть такой же, маленькая моя. — Говоря с ней, он забрал ее личико в свои большие грубые руки. — Надо быть молодцом, потому что теперь начнется… — Он отвернулся и закончил тише — … поистине дьявольское время!
Глава XVI. ЗАКОН — УБИЙЦА ЛЮДЕЙ
Сидя на столе, маленькая Изабелла смотрела снизу в лицо Билли и смеялась, и только когда ее смех перешел в плач, Билли отдал себе отчет, что его пальцы, лежавшие на плече ребенка, все сильнее сжимали его. Он погладил ее головку, чтоб вернуть ей хорошее настроение и спустил ее на пол. Потом он вернулся к открытой двери. В полутемной комнате было тихо. Он старался расслышать стон, дыхание, но ничего не слышал.