— Старички против. Но отморозки чуру не знают. Могут что-то предпринять. Это тебе на заметку.
— Будем разводить ситуацию.
— Да уж… Что с Дадашевым порешили?
— Думаем.
— Что думать-то?
— Я пока ничего сказать не могу.
— Смотри. Хороший шанс упустишь братву тряхнуть. А то они вас совсем перестали уважать. Скоро на шею сядут — слабым всегда садятся.
— Это верно.
— И продажным.
— Ты о ком?
— О многих… Ладно, давай…
Расставшись с Ледоколом, Аверин отправился к Долгушину. Зашел в кабинет. В отделе царила суета. Сновали возбужденные сотрудники. На тумбочке в зарядном устройстве торчало несколько радиостанций. Долгушин сидел и заботливо протирал свой пистолет.
— Подтверждение получил твоей информации, — сказал Аверин. — Братаны обсуждают, стоит ли бойцов ОМСНа мочить.
— Они совсем с катушек съехали, — покачал головой Долгушин. — На кого лапу поднимают!
— Это ведь только раньше у воров милиционера считалось западло валить.
— Кстати, не из каких-то гуманных соображений, — сказал Долгушин, загоняя шомпол в ствол. — А потому что знали — дорого обойдется… А сегодня обнаглели. Каждый день стреляют друг друга. И почему-то считают, что с нами то же самое пройдет. Что мента можно замочить так же, как братана, и при этом живым остаться. И забывают одну вещь.
— Какую, интересно?
— Что они у нас вот здесь, — Долгушин сжал кулак. — И если мы их начнем мочить, то им придется ох как несладко.
— Только они не верят, что мы их начнем мочить.
— Поверят. Не бойся. Я уже слушок запустил, что эту акцию провели не случайно, а запланированно и теперь приказ — создавать ситуации и уничтожать лидеров преступных формирований в момент проведения мероприятий.
— Ну и что?
— Посмотрим. По-моему, скоро посмеемся.
Во второй половине дня Аверин подъехал к начальнику отдела ГУОПа полковнику Сидорову.
— Ну чего, опер? — спросил тот. — Готов?
— Всегда готов.
— Завтра мероприятие. Наш спецотдел подключаем. Врежем по супостату?
— Врежем.
— В десять ноль-ноль завтра на Огарева в расположение СОБРа. Оттуда двигаемся. Понял?
— Понял.
— Бумаги на твоих клиентов — о розыске, о заочном обвинении и избрании меры пресечения — будут?
— Сделано…
— Давай. До завтра.
Возвращаясь домой, Аверин увидел, что сумасшедшая соседка обклеивает стекла своей квартиры бумажными крестами, как при артобстреле. Когда он поднялся на этаж, соседка выглянула и торжествующе прошипела:
— Попляшете вы у меня. Стекла заклеила, теперь ни одна нежить порчу не наведет. Понял, недоносок? — Она с размаху захлопнула дверь.
Аверин прошел в квартиру. Включил свет.
— Кошка. Выходи, шпроты принес.
Недавно он обнаружил, что Пушинка поедает шпроты, закатывая глаза от удовольствия, и теперь время от времени радo вал ее.
Но Пушинка не выходила.
— Э, кот?
Сердце екнуло. Стало дурно, как представил, что Пушинка куда-то делась.
Искал он ее минут десять. Нашел мирно дремлющую в щели между шкафом и стеной — она чувствовала себя там вполне уютно.
— Ну что за характер! Совершенно не думаешь обо мне. А, кошка?
Пушинка замурлыкала и ткнулась в ладони.
— И ты мне нервы трепать, — Аверин почесал ее за ухом. — Так же нельзя…
Зазвенел телефон.
— Здорово, Слава, — услышал Аверин голос Долгушина. — Как живешь?
— Изумительно.
— А ты знаешь, что дело по гибели Артема Смолина стащили?
— Как стащили? — не понял Аверин.
— А так. У следователя и стащили.
— Как такое может случиться?
— Нагрянула толпа в кабинет. Две девицы и двое парней. Просили, чтобы тело выдали для захоронения. Знаешь, какой бардак у следователей в кабинетах. Пока он бумагу готовил, одна из девиц куда-то исчезла. А потом остальные быстро попрощались и ушли. Бедолага огляделся, а дела нет.
— А зачем оно им?
— Будут решать, за дело Артема застрелили или по ментовской прихоти.
— Не соскучишься.
Преступники совсем потеряли совесть. Уже никого не удивляло, что вор лезет в помещения ОВД и крадет оттуда компьютер. Что угоняют оперативную машину с рацией и проблесковым сигналом. В одной из областей из горпрокуратуры вынесли сейф с семьюдесятью уголовными делами, среди которых одно — о коррумпированных связях отцов города.
— Скоро они будут базу ОМОНа арендовать для бандитских разборок, — хмыкнул Аверин.
— А я бы им полигон Таманской дивизии отдал, — сказал Долгушин. — И оружие бы выдавал за плату. Разбор готовится, пущай туда едут и друг друга мочат. Лишь бы посторонние люди не страдали.
— Предложение дельное… Что делать-то?
— Ничего. Будем проводить мероприятия, просить дело отдать.
— А что в деле есть такого, что им знать не надобно?
— Да дело-то в тридцать страниц, из которых большинство — объяснения и постановления о экспертизах. Переживем. Просто бесцеремонность поражает. Совсем от рук отбились.
Аверин повесил трубку и бросил взгляд на часы. Пора двигаться в ГУОП.
СОБР ГУОПа располагался в здании Огарева, 4, в подвале под Главным управлением ГАИ. Место, совершенно не приспособленное ни для жизни, ни для тренировок. Подразделение было лишь недавно создано, ничего за душой не имело, проводило тренировки, используя возможности учебных центров ГУВД Москвы и дивизии имени Дзержинского. Во дворике министерства ребята повесили грушу и поставили деревянную тумбу, она была вся измочалена — по ней колотили кулаками и ногами и в нее метали ножи.
Аверин предъявил удостоверение бойцу в черной форме «ночь», стоявшему у входа в коридор. Тот позвонил по внутреннему телефону начальнику и получил распоряжение пропустить гостя.
— Здорово, вояка, — Аверин зашел в кабинет и пожал руку заместителю начальника СОБРа подполковнику Сергею Завьялову, которого знал еще, когда тот работал в подмосковном ОМОНе. — Работаем сегодня по Акоповке?
— Работаем, — кивнул тот.
— Как живешь?
— Ничего.
— Переходи к нам. Начальником отделения. Чего ты в этом убойном отделе куксишься?
— Полковничья должность. Сияющие перспективы. А у вас тут что — с автоматом бегать?
— Так для тебя работа. Ты же любитель захватов с шумом и стрельбой.
— Преувеличиваешь.
— Ну, как хочешь.
— Когда выдвигаемся?
— Просчитали еще раз. Будем брать их ближе к вечеру.
— Хотели на три часа.
— Тут кое-какие обстоятельства. Мы ударим сначала по связям.
— И переполошите всю Акоповку.
— Нет, тут другая история. Давай пока кофе выпьем, о жизни поговорим.
— Рассказывай, как воюете.
Воевал СОБР, как всегда, отменно.
Когда было создано Главное управление по организованной преступности, в его составе сформировали отдел тактических операций, который в конце 1992 года был преобразован в специальный отдел быстрого реагирования. Такие же отделы стали создаваться и в региональных управлениях по организованной преступности. Как значилось в приказе, задачи подразделения: «поддержка и оказание силового содействия в проведении специальных, оперативно-розыскных и следственных мероприятий, пресечение деятельности вооруженных преступных групп, изъятие оружия и предотвращение его распространения, обеспечение личной безопасности сотрудников Главка, членов их семей, свидетелей, потерпевших в случае угрозы их жизни, проведение специальных и оперативно-войсковых операций по захвату, ликвидации вооруженных преступных групп, задержанию вооруженных преступников, освобождению заложников». В МВД имелся хороший опыт по подготовке подобных отрядов. Это и ОМОНы, и отряд спецназначения ГУВД Москвы, и спецподразделение Дзержинки, и многие другие. Школа была. СОБР ГУОПа во многом образован на базе подмосковного ОМОНа — одного из лучших отрядов в России.
Раньше участковый шел на катран (притон для карточных игр), где собиралась куча уголовников, и спокойно производил задержание. В девяностых годах преступность резко изменилась — стала вооруженной, наглой и признавала только силу. Ну, а силу СОБРы демонстрировать умели. Сперва бандиты задирались на собровцев, пытались вступать в рукопашные схватки и перестрелки, но длилось это недолго. Преступники поняли, что новое либеральное российское мироустройство на собровцев не распространяется и при малейшем сопротивлении гуляют по бандитским ребрам и физиономиям кованые десантные ботинки, хрустят косточки под прикладами. К братве начало возвращаться утерянное чувство страха. Суда, следователей, прокуратуры бандиты не боятся. А собровцев боятся. И уважают, поскольку действует СОБР с ними безжалостно, без сюсюканья и без разговоров.