— Глаз — алмаз. Молодец. Настоящий опер, — он присел на скамейку, похоже, не слишком опасаясь испачкать дорогой плащ.
Видел его Аверин только один раз, да и то при свете фонаря. Тогда это был обычный приблатненный парень в потертом костюмчике. Сегодня он превратился в солидного джентльмена, одетого с иголочки. «Такой прикид должен влететь в копеечку», — подумал Аверин, мазанув взглядом по золотым с бриллиантами запонкам, по тысячебаксовым туфлям из крокодиловой кожи и скромному плащу — только за этой скромностью скрывался большой шарм и большие деньги. Руку седого оттягивали часы — Аверин видел такие у одного клиента, по заключениям экспертов, они тянут на одиннадцать тысяч долларов. Судя по всему, Ледокол круто пошел в гору. Но внешне он изменился не слишком сильно. Волосы, правда, стали совершенно белые — редкие черные пряди исчезли. И на лбу пролегли две глубокие морщины. Но осталось главное — глаза, в которых застыло какое-то сумрачное понимание, нечто такое, что познал этот человек. Какая-то темная мудрость. От этого взора становилось не по себе.
— Ничего не забываешь, самбист. В этом мы похожи. Я тоже не забываю ничего, — в этих словах прозвучала некая многозначительность. Он критически осмотрел собеседника. — А ты не особо процветаешь. Плохо тебя в милиции кормят.
— Мне хватает.
— Не скажи. Таких волкодавов надо кормить от пуза. Дерьмовое государство. Никогда не ценили настоящих людей. Предлагал я тебе со мной контачить. Сегодня бы на «Линкольне» рассекал.
— Как Глобус?
— Глобусу теперь катафалк положен.
— Вот именно.
Аверин чувствовал, что начинает тонуть в разговоре. Они трепались, как старые приятели, и постепенно на второй план отступала необычность этого рандеву.
— А я следил за тобой. Смотрел, как карьеру делаешь. Я людей сразу вижу. Честный человек. Слово блюдешь. Под ветром не гнешься, не ломаешься. Не продаешься. Не люблю вас таких, но уважаю.
— Это комплимент?
— Ну, ты же не фрейлина французского короля. Это логическое заключение.
— Спасибо, Ледокол, — улыбнулся кисло Аверин. — Так чем обязан?
— Пока еще ничем. Но, может, будешь… Время такое пришло. Надо платить долги. И возвращать их.
— Предложения?
— Элементарные. Я могу давать консультации по некоторым щекотливым вопросам из жизни преступного мира. Только со стукачом меня не путай. Определим наши взаимоотношения как сотрудничество.
— В чем твоя выгода?
— Я верну долг тебе. А ты поможешь вернуть мне долги.
— Каким макаром?
— Есть несколько человек, которых мне хочется повстречать. Скажем так, нужно местоположение.
Аверин внимательно посмотрел на него.
— Что за люди? Зачем они тебе?
— Во всяком случае, не последователи Матери Терезы. Один из них — Александр Калачев. Калач. Не помнишь?
— Помню. Один из достаточно крутых авторитетов. Подозревался в общей сложности в четырех убийствах. Одно из них — сотрудника милиции. Потом взяли его за рэкет.
— Оправдан. За сто тысяч баксов.
— Горсудом Санкт-Петербурга.
— Один из должников. Другие — люди такого же плана.
— Ты должен понимать, что ничего против интересов конторы я делать не буду.
— Я понимаю. Я хорошо тебя изучил.
Аверин задумался. У него возникло ощущение ирреальности происходящего. Контакты с представителями уголовного мира для оперативника такая же обыденность, как для артистов — со зрителями, для журналиста — в прошлом с передовыми рабочими и в настоящем со знатными бизнесменами. Такова сфера профессиональных интересов — никуда не денешься. Но от этой сделки отдавало какой-то чертовщинкой.
— Не хочешь дать задаток? — усмехнулся Аверин.
— Что интересует?
— Можешь просветить насчет истории с Глобусом?
— Попытаюсь. За Глобусом в последнее время тянулась заслуженная слава не правильного вора, уделяющего большое внимание роскоши, слишком близкие отношения с черными.
Лез не на свои территории. Поджимал шоу-бизнес. Отмазывал всяких негодяев. Решал не по совести конфликты, на которые его приглашали третейским судьей. Не давал людям работать.
— Кому?
— Петрухе.
— Мазуткинский босс.
Мазуткинская группировка формально входит в Таганскую. Еще на заре перестройки она прославилась своими разборками в столице, часть лидеров, в том числе Петруха, были привлечены к ответственности. Петрухе отсидка пошла на пользу — он приобрел в зоне связи, авторитет, был коронован на вора в законе самим Япончиком. Резко набирал силу в последнее время.
— Мазуткинские — у них в числе прочего шоу-бизнес, — сказал Аверин.
— Да.
— Тут и пересеклись интересы с мазуткинскими?
— И здесь тоже. Япончик и Петруха приглашали Глобуса на сходку. Тот приглашения не услышал. Кстати, Глобус держал крышу Лисицыну.
— Хозяину ЛИС'Са?
— Именно. Дискотека на Олимпийском проспекте и весь спорткомплекс находились под протекторатом Глобуса. На одного из знакомых Лисицына наехала команда Петрухи. Лисицын двинул к Глобусу с просьбой помочь уладить конфликт. Глобус на этой почве схлестнулся с Петрухой. И с Росписью.
— Лидером таганских? Но у Росписи и Петрухи в последнее время конфликт.
— Да. Но главный враг у них — Глобус.
— Дальше?
— Дальше? Скорее всего исполнителя взяли со стороны. Из тех, кто умеет стрелять. Человек десять на всю Россию способны так играючи провести акцию. Оплата их — десятки тысяч баксов.
— Что это дает? Где исполнитель?
— Смотри. Если договор будет в силе, что могу — узнаю. Кстати, за убиенного начнут мстить. Подручные Глобуса грешат на кавказцев, хотя это чушь.
— Глобус же друган с Кавказом.
— С кем-то друг. А с кем-то и наоборот. Жди событий.
— Кого завалят?
— Увидим. Многие подручные Глобуса на волоске. Они залезли в слишком крупные коммерческие дела. И наезжают на слишком крупных людей.
— Кто следующий?
— Бубон. Ближайший подручный Глобуса. Его смерть — вопрос дней или месяцев.
— Ты знаешь больше, чем братва?
— Знаю. Слишком много связей. Слишком специфический род деятельности.
— Так-так, — Аверин потер пальцами кожаную папку, с которой не расставался — она придавала респектабельности.
Интуиция подсказывала ему, что надо соглашаться. Судя по всему, Ледокол без труда ориентировался в запутанных отношениях в преступном мире, сравнимых разве только со знаменитыми интригами Мадридского двора. Аверин обладал сверхъестественной способностью просекать ситуацию — выгодна она или нет. Сейчас ему казалось, что это шанс. Есть несколько вариантов. Ледокол затеял комбинацию с целью вербовки Аверина — бросает ему крючок, а когда его заглотят, хвать — и на бережок. Но Аверин был готов поклясться, что это не так. Он понял, что Ледокол помнит, кому обязан жизнью. Так что же, ему нужен Калач? И ряд других типов. Зачем? Для сведения каких счетов? И готов ли Аверин платить таким образом за информацию? Аверин давно в работе переступил через многие грани. И понял: если дело стоящее, можно перешагнуть через многое.
— Договор? — задумчиво протянул Аверин. — Ты должен понимать, что я спрыгну с поезда, как только посчитаю нужным.
— Я понимаю. У меня такая же возможность.
— Если ты хочешь вести нечестную игру, Леха, я найду, как тебя наказать. Меня не удержит ничто.
— Я понимаю. То же самое скажу и о себе. Ну что, самбист, по рукам?
— Угу, — Аверин хлопнул по протянутой ладони…
Как и предсказывал Ледокол, события не заставили себя долго ждать. В эту же ночь был убит грузинский вор в законе Орехошвили, подозреваемый в организации покушения на Глобуса, — расстреляли его тоже на Олимпийском проспекте на дискотеке ЛИС'С — месте постоянных разборок. При этой танцплощадке давно пора открывать бюро ритуальных услуг.
— Кто следующий? — спросил начальник отделения Ремизов на утреннем совещании.
— Сегодня увидим, — сказал Аверин.
Вечером грохнули Рэмбо — еще одного соратника Глобуса. Война не на шутку разгоралась. Милиция собирала трупы и писала протоколы осмотра места происшествия. Как обычно…
Аверин проснулся от противного звука. Ему показалось, что ожесточенно драли материю. Он нехотя разлепил веки и скосил глаз. Драли его любимое кресло. Пушинка (такое имя получил котенок после уточнения пола) действовала сосредоточенно.