Выбрать главу

Но главное — под нашей одеждой были спрятаны амулеты, меняющие внешность, пока они висят на шее. Дайш получил их от одного из капитанов, кажется, Блара Тафайо, когда продал ему артефакт в обход другого покупателя. Глядя на Дайша — нет, не Дайша, стоящий рядом со мной человек был неуловимо похож на него, но обладал другими, более мягкими чертами, и даже цвет глаз у него стал светлее, — я ловила себя на мысли, что хотела бы обучиться такой магии.

Иллюзионисты были редки, особенно настолько сильные, что могли создавать амулеты. Не представляю, сколько пришлось бы выложить за подобные вещицы обычному человеку. Хоть я и сама применяла магию, не удержалась от того, чтобы перед выходом во всех поверхностях изумленно разглядывать свое новое отражение. Я сама не могла узнать себя, куда уж тут шпионам.

Дайша же, кажется, в этой жизни уже ничего не могло удивить. Он не сводил взгляда с руин особняка и обернулся ко мне лишь раз, чтобы спросить:

— Знаешь, что это за место?

— Конечно. Ты нас сюда пару раз приводил. Это что-то вроде временного притона, в нем иногда ночуют нищие и договариваются о встречах разные мелкие преступники.

— Это Дом Эрвадесов, — сказал он. — Мой дом.

Я уставилась на Дайша, напрочь забыв об амулетах, только что занимавших мой разум. Я слышала, конечно, что здание опустело после того, как владельцы попали в королевскую опалу, но не припоминала, чтобы кто-нибудь называл их фамилию. Приводя нас сюда, Дайш ни намеком не дал понять, что дом ему дорог!

Он подошел к воротам и прикоснулся к ржавой цепи, которая не давала войти внутрь. Одно движение — и железные звенья с лязгом упали на мостовую.

— Идем.

Я придержала ливень вопросов и послушно зашагала следом. С парадного входа мне попадать в дом еще не доводилось — только через бреши в заборе.

Главный фасад и широкое крыльцо до сих пор производили впечатление, хотя были засыпаны мусором и старой, пожухлой листвой. Дайш остановился на ступенях и указал на иссохшие деревянные двери.

— Меня звали Алькаро Дайшар Эмирио де Эрвадес, и мне было лет шесть, когда сюда впервые постучались «псы». Они объявили, что мой отец подозревается в измене — королю, которые тогда сменялись один за другим так часто, что мы едва успевали запоминать их имена. Отца на тот момент не было полгода, король Бартас царствовал всего месяц, и я категорически не мог понять, как две эти вещи связаны.

Он толкнул заскрипевшие створки и вошел в прихожую. Благодаря гулявшим сквознякам и разросшемуся саду здесь было прохладно — глоток свежего воздуха после душного летнего дня.

— Я был младшим в семье, но всегда считал, что должен защищать двух старших сестер, — продолжил Дайш. — В тот вечер, когда стража начала расшвыривать их вещи в поисках подсказок, которые могли указать на местонахождение отца, я не выдержал и кинулся на «псов» с голыми руками. Тогда мне впервые преподали урок, что противника надо выбирать по силам и тщательно готовиться к нападению. Я не успел ударить ни одну сволочь, пришедшую громить наш дом. Меня поймали, отлупили и бросили в темницу за «сопротивление страже». Матери доходчиво объяснили, что раз я наследник знатного рода, то должен научиться понимать, каковы могут быть последствия моих поступков. Сейчас такое кажется невероятным, но тогда, в годы смуты, подобное происходило на каждом шагу. Происхождение, крепкие связи и вечные клятвы, заключенные сегодня, завтра уже могли ничего не значить. Особенно если твоего отца обвиняют в пособничестве дьярхам. Поэтому матери удалось вытащить меня из-за решетки только через двое суток.

— Мне очень жаль, — тихо сказала я.

— Не стоит. Это действительно был прекрасный урок.

Он прошел дальше, по галерее просторных комнат и залов. Когда-то они, несомненно, были заполнены дорогой мебелью. Сейчас от былого богатства остались пустые ниши, потрескавшаяся краска, слабо угадывающийся узор фресок. На плиточном полу, который еще не потерял своей яркости, валялись объедки, брошенные нищими, и следы ночевки.

Дайш ненадолго замер в зале, который, наверное, предназначался для пиршеств. В углу свила гнездо птица, высунувшая серый нос и сердито чирикнувшая на нас за то, что мы нарушаем ее покой. Выцарапанные на стенах рисунки свидетельствовали о том, что тут упражнялись в остроумии целые десятки мелких хулиганов. А может, и великовозрастных — в альковах виднелись огарки свечей, оставшихся после ночной встречи два-три дня назад.

— Давненько я тут не был при дневном свете, — сказал Дайш, оглядывая потускневшую, местами закопченную потолочную картину с веселящимися ровирцами. — Наверное, я последний из нынешних гостей, кто помнит, как здесь зажигали колдовские огни и танцевали в пышных платьях. Такой прием мать провела незадолго до визита стражи, которая перевернула дом вверх тормашками и забрала меня в тюрьму. Танцы, известные музыканты, пирожные на столах — это не помогло напомнить мараисской знати, кем до войны с дьярхами были Эрвадесы. Мой отец служил привратником в Сумлахе, откуда в Ровир ворвались дьярхи, и когда тот пал, мы тоже потеряли многое. Наша слава угасла, никто не желал нам помогать, поэтому мать взяла нас с сестрами и уехала в небольшое имение, которое оставалось у нас возле Корта-Эды.

— А отец? — спросила я. — Разве он не поехал с вами?

— Нет. Мы понятия не имели, где он пропадал и чем занимался. Он объявился через несколько месяцев, с тяжеленным сундуком, под завязку набитым камнями. Тогда они казались мне простыми булыжниками.

— Это были осколки портала?

— Да. Отца обвиняли в том, что он пытается собрать портал, чтобы снова впустить дьярхов, но не думаю, что это в самом деле было так. Мой отец был… очень увлеченным человеком. Наполовину темный эльф, наполовину ровирец — он по определению был изгоем и не видел для себя иной судьбы, кроме как служить при портале. Для него это была память о смысле жизни, олицетворение его мечты. Хотя я тогда был еще сопляком и многого не понимал, уверен, что обвинения в пособничестве завоевателям были сочинены врагами нашей семьи, чтобы отцу наверняка присудили высшую меру наказания. Во время войны он сражался наравне с другими ровирцами, отбивал Сумлах, получил несколько серьезных ранений — предатели своего народа так не поступают.

— А его разум не могли контролировать? — спросила я. — Или принять его оболочку?

— Как в случае с Амастриэлем? — Дайш усмехнулся. — Нет. При замещении разума на чужой память исчезает полностью или почти полностью. Отец же был в своем уме и трезвом рассудке. Конечно, если не считать того, что воссоздание портала он поставил выше благополучия своих детей. Этого мне не понять и не простить.

Он вернулся ко входу в зал.

— Идем наверх.

И снова я покорно зашагала за ним. На второй этаж мы поднялись по мраморной лестнице, которая, несмотря на обветшание дома, сохранилась весьма неплохо. Но в целом второй этаж выглядел ничуть не лучше, чем первый, — такие же запустение, грязь и унылость.

Однако для Дайша наверняка все это имело огромное значение. Он шел, слегка касаясь пальцами стен, и замер возле небольшой комнаты, о предназначении которой спустя годы было не догадаться.

— Здесь располагалась моя комната. Вон там, — он кивнул на соседнюю, — спальня сестер. Мы ночью перестукивались через стену, думая, что родители не слышат. В Калриде — так назывались наши владения возле Корта-Эды — мы жили в одной комнате. Так было даже веселее, хотя сам дом был маленьким и не предназначался для постоянного проживания. Но мы и провели там немного времени.

— Что случилось? — спросила я, уже зная, каким будет ответ.

— Кто-то стукнул «псам», и за отцом прибыли на следующий же день после того, как он приехал. Он еле успел спрятать сундук с камнями. Хотя они никого и не интересовали — для тех, кто в тот момент находился у власти, было не важно, под каким поводом уничтожить род Эрвадес. Не нашли бы одно, придумали бы другое, — Дайш пожал плечами. — В свое время мои предки держали под пятой самого короля. При этом они, как это обычно бывает, многим насолили, и потом им захотели отомстить. Отец если и сделал что-то дурное, от него избавлялись не поэтому, а в первую очередь потому, что он Эрвадес. Отец мог бы подумать об этом, но то ли он послушал какого-то идиота, то ли сам был дураком, потому что ему взбрендило, будто его семью не тронут, как бы он ни нагрешил. Это оказалось полным вздором. Отряд головорезов прибыл к нам еще до того, как отцу объявили приговор.