Протягиваю конверт. Он берёт, открывает и вопросительно смотрит на меня. Да, я знаю почему на его лице застыл вопрос, ведь там, в конверте только пустые листы и лишь на одном латиницей слово Xenya, Ксения — так зовут его дочь.
— Есть разговор. Без свидетелей. Это касается планирующегося на вас покушения.
— Документы у вас в порядке?
— В полном.
— Ещё два часа тут проторчу, — кривится он, поглядывая на загрузку эшелона. — Ждите.
— Постою с вами, — отвечаю я. А что мне еще делать в этом городе?
— Хорошо. Пошли.
Возвращаемся к оцеплению. Я пытаюсь не смотреть на пленных, отвожу взгляд. Вайт это видит, стискивает зубы, но молчит. Я вообще отворачиваюсь и смотрю на покошенные крыши домов напротив станции.
— Вы здесь надолго? — уже по-немецки спрашивает Вайт.
— На пару дней, — отвечаю я.
— За комендатурой есть гостиница. Там даже готовят обеды, — сообщает он мне.
— Благодарю. Очень кстати. Я бы отдохнул — дорога была утомительной.
— Ваша фамилия Зайцгер. Вы не из Франкфурта?
— Нет, из Кёльна. Но во Франкфурте у меня есть родственники по отцовской линии.
Мы болтаем о всякой хрени, только бы отвлечься от тягостных мыслей. Вижу, как на другой стороне от путей фашисты гонят группу людей.
— Это тоже пленные? — спрашиваю я.
— Это евреи, — отвечает Вайт, оглянувшись. — На расстрел ведут.
Ужас какой! И вот же стою тут и нихрена сделать не могу. Уставился на фигуры стариков, молодых парней и девушек, которых гонят немцы. У некоторых дети на руках. Что за души должны быть у тех немцев, которые будут стрелять в них? Как они вообще могут стрелять в детей? Млять! Была бы моя воля — разхерячил бы тут всё нахрен!
«Так, Зайцев, успокойся! — командую я себе. — В моей реальности все эти люди уже мертвы, даже если ты их спасёшь сейчас. Но сам себя спалишь и Вайта тоже».
Как будто услышав мои мысли, одна из девушек поворачивается и смотрит прямо на меня. Сердце моё падает куда-то в сапоги. Волкова? Волкова!
«Волкова, млять, ты что тут делаешь!?» — мысленно ору я в бешенстве.
Она спотыкается и немецкий солдат бьёт её прикладом по спине. Я срываюсь с места и через минуту уже готов вцепиться в глотку этого немца. Но чудом сдерживаю себя и более-менее спокойно догоняю движущийся людской поток. Подхожу к Волковой, срываю с неё толстый платок и её белокурые волосы рассыпаются кудряшками по плечам.
— Эй, кто здесь командир? — строго спрашиваю я фашистов.
Передо мной вытягивается и вскидывает руку молодой немец:
— Унтерштурмфюрер Ганс Адлер.
— Вот что, Адлер, ты видел когда-нибудь евреев с белыми волосами и зелёными глазами?
— Нет, господин Гауптштурмфюрер СС.
— Ну так куда ты гонишь эту блондинку?
— Виноват!
— Дай её сюда! — командую я.
Волкову выдёргивают из потока и ведут ко мне. Она выглядит напуганной и уставшей.
— Я её забираю. Продолжайте движение! — ору я на фашистов.
— Слушаюсь! — козыряя, отвечает, сука, Адлер.
Убил бы гада, прямо здесь. Но мне бы Волкову спасти. И Вайта не спалить.
Я хватаю Алёну под локоть и тяну её к группе офицеров, где стоит Вайт, она послушно семенит рядом.
— Господин Вайт, я воспользуюсь услугами той гостиницы, что вы советовали. Буду ждать вас там. Напишите ваше письмо родственникам, я непременно передам его.
— Вы очень любезны, господин Зайцгер, вечером я найду вас.
Мы козыряем друг другу и я с Волковой тороплюсь уйти от греха подальше.
— Волкова, млять, ты что тут делаешь?! — зло шепчу я ей прямо в ухо по дороге в гостиницу.
— Хер Зайцгер, говори по-немецки, а то тебя рассекретят, — отвечает она на немецком и щурится издевательски.
— О-о! Фрау Волвин нашла таки руну-переводчик! — удивляюсь я. Она показывает на запястье, где светится небольшая татуировка в виде двух рыб, плывущих в разные стороны.
— Так что ты тут делаешь, среди пленных евреев? — наезжаю я.
— Работаю. Что ты привязался?
— Если бы я не привязался, то твоей работе через пятнадцать минут был бы кирдык!
— Это ещё почему? — недоверчиво смотрит эта ненормальная на всю голову еврейка-блондинка.
— Потому что! На расстрел тебя вели, дурёха! — уже не сдерживаю я свой гнев или… или страх за неё…
— Не может б… — она запинается, когда мы слышим в отдалении автоматные очереди.
Она смотрит на меня шокировано, а я не могу удержаться от издёвки:
— Поработала? Спасла? Вылечила? Поздравляю. Только тот, кого ты лечила, мёртв уже.
— Этого не может быть! Этот человек через двадцать лет получит Нобелевскую премию за открытие в области физики.
— Фрау Волвин, ты на самом деле такая идиотка или притворяешься? — не унимаюсь я. — Ты же слышала — капут твоему физику.
И сам не понимаю, чего на неё так взъелся? Но остановиться не могу. А ведь до встречи с этой упрямой овцой, я был хладнокровен и славился своей сдержанностью.
— Фашист ты поганый, хер Зайцгер! — обиженно возмущается она.
— Ага, сейчас я покажу тебе, какой я фашист, — бурчу я себе под нос, прикидывая, что сделаю с этой поганкой, когда закроюсь с ней в номере гостиницы.
— Ты даже когда жизнь мне спасаешь, я думаю, лучше бы я сдохла!
— Не торопись, а то успеешь…
В гостинице офицер Вермахта проверяет мои документы, когда я всё так же зло и жёстко удерживаю Волкову под локоть. Она пытается выдернуть руку. Я не отпускаю. Офицер косится на нашу возню, понимающе хмыкает мне, отдавая мой аусвайс и протягивая ключ от номера.
Заходим в чистую, по-армейски строго обставленную, комнату и я толкаю Волкову к стоящему у стола небольшому креслу. Мне бы надо успокоиться, но я не могу. Всё внутри бушует и вот-вот вырвется наружу, как лава из вулкана. Ну зачем она попёрлась лечить кого-то во времена 2-й Мировой? Это же опасно! А если бы я не оказался на той станции? Ёксель-моксель! Её могли расстрелять тут! Дура! Вот же дура! О чём она только думает?! Как дал бы сейчас в лоб, идиотке этой! Но…
— Где твоя книга? — пнув со злости, стоящую у кровати тумбочку, спрашиваю я, сжимая кулаки.
Нет, не ударю я её, конечно. Хотя очень хочется отшлёпать по голой попе. Тут же представляю себе её голую попу. А-а-р-р… Останавливаюсь и смотрю на Волкову, чувствуя, как в штанах набухает «ярость». Наказать её надо. Хотела адреналина? Ща получит!
— Нету, — пищит она виновато, видимо, я выгляжу сейчас, как разъярённый тигр и это её таки пугает, — осталась там, у евреев в доме. Фрицы ворвались, я не успела…
— Твою ж...! — ругаюсь я, понимая, что будь у меня возможность — прямо сейчас бы отправил Волкову домой, а сам бы смог успокоиться, но её книги здесь нет, а мои тормоза отказывают с каждой минутой.
А ещё как вспомню, что видел её накануне вечером, выходящей из госпиталя в Магросе почти под ручку с каким-то мужиком. Молодой франтоватый маг ей так нежно улыбался и она отвечала ему тем же. Они мило болтали и он провожал её до дома. А я… Я ездил к ней, чтобы встретиться, поговорить. Даже цветочек ей купил. Сидел в автомобиле и ждал её у входа в госпиталь. А она, млять, с мужиком каким-то вышла. Ну не паршивка ли!? И это после того, что целовала меня так чувственно и нежно. Ну нет, Волкова, никаких других мужиков! Я хочу тебя и ты будешь принадлежать только мне! Ясно тебе!?
— Раздевайся! — приказываю я решительно.
— Пошёл ты… — отвечает эта зараза.
Я скидываю с себя фуражку, китель и начинаю расстёгивать брюки.
— Раздевайся, сказал! — скриплю зубами.
— Не буду, —эта мелочь блондинистая еще и упрямится.
И вот бы мне сейчас какой-нибудь стоп-кран, и чтобы сработал пять раз подряд. Но стоп-крана нет и меня уже не остановить. Стояк окаменел, здравый смысл отключился. И всё из-за неё. Нужно раз и навсегда покончить с этим чувством привязанности к ней. Как раньше — переспал с понравившейся девчушкой и остыл. И в этот раз должно сработать. Вот сейчас трахну её и успокоюсь.