Я же под видом обычного волонтёра переместился сюда, в его Великое Посольство, которое было устроено для создания союза между сильнейшими державами того времени. Миссия моя проста — к Петру будут отправлены лазутчики из Польши от паньских вельмож, что выступают в поддержку французского принца Конти, который не хочет заключать союз против Османской Империи, а я должен буду вычислить и обезвредить одного, уже находящегося на борту фрегата.
Под подозрением у меня двое: один — нанятый в порту Либаве матрос, другой — офицер стрелковых войск немецкой национальности, который присоединился к Посольству где-то в Латвии.
По информации нашего ОКС (Отдел Контроля Событий), Петру подсыпят слабый яд или наркотик, и он, в весьма болезненном состоянии, прибыв в Кёнигсберг, не сможет адекватно реагировать на встречи с вельможами, закатит скандал и сорвёт переговоры.
Очень подозреваю, что изменили ход событий представители Османской Империи, а в моём времени это Объединённое Турецкое Государство. Но пакт протеста предъявить им никак не получится — нет доказательства их вмешательства в историю. Да, бывает и такое.
Я в раздумьях хожу по палубе, которую уже освещают вечерние зажжённые фонари на мачтах.
— Алексей Данилов сын, ТЫ ведь будешь тот самый мастер фехтования, о коем матросы легенды сказывают? — вдруг окликает меня голос Петра Михайлова.
Я оборачиваюсь и склоняю голову в лёгком поклоне.
Было дело, схлестнулся в порту с подвыпившим местным вельможей. Тот за шпагу. Ну я и отчехвостил его у всех на глазах.
— А матросам лишь бы байки сказывать, — улыбаюсь я и скромничаю. — Мудрёное ли дело шпагой махать?
— Что ж, проверить надобно, пустое болтают, али нет, — Пётр протягивает мне шпагу с эфесом весьма искусно украшенным драгоценными камнями.
Отказать царю? Как можно? Придётся сразиться с ним, поскольку весь его бравый вид уже во всю говорит о том, что Государь заскучамши, а энергия так и прёт.
Принимаю от него шпагу, достаю из ножен и, на безопасном расстоянии от зевак, рассекаю воздух клинком. Уау! Это просто фантастическое оружие. Рукоятка легла в ладонь, как родная и я чувствую сталь, словно продолжение моей руки.
— Отличный клинок! — восхищаюсь я и думаю о том, какую технику фехтования стОит выбрать на этот раз. В моём распоряжении есть несколько восточных и несколько европейских. Ладно, посмотрим сначала, какой владеет Пётр.
— Коли победу одержишь — будет твой, — милостиво обещает царь.
— За такое сокровище не грех и подраться, — хохочу я, становясь в классическую позицию ожидающего нападения.
— Поранишь его — голову оторву, — вдруг слышу у меня за спиной голос приближённого к Петру вельможи.
— Не боИсь, — тихо отвечаю ему. — Знаю, с кем дело имею. Даже не царапну.
И тут Пётр начинает атаку. Резко, мощно, напористо. А я отбиваю выпады и улыбаюсь: ишь ты, видать сильно заскучамши был Его Величество, аж треск стоит, как в бой рвётся. Но техники не хватает. И той самой красоты движений. Да, да, красоты и возвышенности фехтования. А мне это дело нравится и я наслаждаюсь, отступая и отбивая шпагу противника в самую последнюю минуту перед тем, как её остриё должно было коснуться моего тела.
В атаку идти не спешу, пусть парень потешится, гоняя меня по палубе. А я тем временем определяю, что Государь немецкой технике обучен. Что ж, против неё лучшей будет английская колониальная, то есть выжидание удобного момента и резкий неотразимый один, но весьма опасный выпад с захватом.
Пётр, кажется, понимает, что наступать я не намерен и галдящая толпа, собравшаяся на палубе, дабы насладиться зрелищем, уже тоже разочарованно начинает критиковать меня. Ну ладно, пора и в наступление.
— Не шибко то ты искусен, как я погляжу, — чуть запыхавшись укоряет меня Пётр.
Но я не отвечаю, лишь хитро улыбаюсь, поджидая нужный момент. Опа, а вот и попался ты, дружок. Одним ловким движением выбиваю шпагу противника из его руки, отчего тело его подаётся вперёд, а я, быстро юркнув к нему за спину, делаю захват, и моя шпага в секунду оказывается у горла царственной особы.
Толпа восхищённо ахает.
Мой поверженный противник, кажется, проникся драматичностью момента, потому как нервно сглатывает, ощущая кадыком острую сталь. Секунда, другая, и я отпускаю его из захвата, склоняюсь почтительно, отводя шпагу за спину, от греха подальше.
Пётр быстро берёт себя в руки, вытягивается во весь рост, расправляет плечи и царственно провозглашает, положив руку на моё склонённое плечо:
— Господин Алексей Данилов сын, везде за искусного и бесстрашного фехтовального мастера признаваем и почитаем быть может!
Толпа восторженно улюлюкает, свистит и голосит.
— Благодарствую сердечно, — отвечаю я, снова склоняясь в вежливом поклоне.
— Противника уважать дОлжно, — поучительно поднимает палец Государь. — Алексей, по чарке за здравие, не откажи.
— С превеликим удовольствием, — лихо улыбаюсь я, вспоминая в веках прошедший и в 2119 году ещё актуальный гениальный указ Петра «Подчинённый перед лицом начальствующим должен иметь вид лихой и придурковатый…»
— Сказывай, по какой нужде в Посольство определился? — спрашивает царственная особа, совсем не по царски взгромоздя свой зад на бочку, когда услужливые матросы приносят нам по кружке водки.
— Страны заморские поглядеть, — отвечаю я и мы лихо чокаемся.
— По тому, как мундир держишь, видно, бывал ты уж в странах заморских, — хитро щурится Пётр, качая ботфортом.
Проницательный. Ну так на то он и Государь.
— Так потому и невозможно сиднем сидеть в имении батюшки. Скукота-а-а, — не смутившись, отвечаю я.
— Наукам обучался, али балбесничал?
— Имел интерес до философии греческой, в Италии бывал, в Гишпании обучен был грамоте, цифре и геометрии.
Пётр морщится. Знаю, что не любит он те края. Ему больше Германия да Голландия по душе. А я нарочно ему про южные страны рассказываю, чтоб не спрашивал подробностей про северные. У меня хоть и есть историческая справка в архиве памяти, но она не настолько подробна, чтобы местные новости обсуждать.
— А одного случая, до Египету меня занесло. Ух, и страшное то место, пустыня необъятная, — рассказываю я, и рукой так перед собой провожу, демонстрируя глубину необъятности. — Ни воды, ни травинки, ни деревца…
— А что ж в пустыне той делать? — удивляется мой собеседник.
— Так они там ничего и не делают, — хохочу я и заливаю в горло ядрёную водку.
Государь поддерживает мой смех, а потом догадывается:
— Что, Алексей, в южных странах да в пустынях погостил, а с оказией и до северных подался?
— Ага, — соглашаюсь я. — Тут хоть вода есть…
Нашу беседу прерывает резкий громкий крик вперёд смотрящего:
— Лодка по левому борту! Человек, кажись, живой!
Всё сразу вокруг нас приходит в движение, одни матросы бегут к борту, другие лезут сворачивать паруса, боцман свистит, капитан отдаёт команды рулевому.
Мы с собутыльником тоже присоединяемся к этой суете и свешиваемся с борта, чтобы рассмотреть ту лодку с тем беднягой.
Когда маленькое деревянное судёнышко подходит таки ближе и фонари фрегата освещают его, я невольно матерюсь, чем вызываю недоумённый взгляд Петра. Быстро спохватившись, объясняю:
— Женщина. Кто-то высадил её посреди открытого моря. То ж звери, не люди.
А сам думаю: «Волкова, млять, что ты тут делаешь?!»
И тут же получаю возмущённый ответ: «Плыву. Не видишь?»
Подняв нежданную гостью на палубу, команда обступает её и, стоящих перед ней нас, плотным кольцом, любопытствуя. Волкова поправляет свои юбки, нахлобучивает дамскую треуголку на белые кудряшки, подсовывает себе в подмышку свою магическую книгу и, весело улыбнувшись, приседает в изящном поклоне.