— Лёш, скажи, что у тебя за миссия здесь? А-м-м… это ведь царь Пётр, ну тот высокий парень?
Я обнимаю Волкову сзади и тихо шепчу ей на ушко:
— Точно, он самый. И знаешь, что он мне сказал?
— М-м-м? — вопросительно мычит моя зазноба.
— Сказал: «Хватай её в охапку и тащи к алтарю!»
— Ну, слово царя — закон, — смеётся Алёна, а потом серьёзно спрашивает. — Так что, ты должен защитить его?
— Ему какую-то отраву подсыпят и он будет неадекватен, а нам нужно, чтобы был, как огурец. Понимаешь?
— Есть подозреваемые? — интересуется моя шпионка доморощенная.
— Есть. Двое, — отвечаю я и понимаю, она ведь может вычислить лазутчика, если залезет к нему в голову. И она тут же предлагает свою помощь.
— Ты поговори с ними, а я их мысли прочитаю.
— Ты — коварная женщина! — шутливо обвиняю я её.
— Твоими стараниями, господин Зайцев, — шаловливо обвиняет она меня.
И мне нравится наша шутливая перепалка. И в порыве чувств, я снова прижимаю её к себе.
— Пойдём уже, а то тебя обвинят в домогательстве и вздёрнут на рее, — смеётся она, но не отстраняется.
— Пойдём, — нехотя размыкаю свои объятия.
Глава 21
Алексей
5 мая 1697 года (5:24)
Утро на корабле — жесть вообще! Дайте поспать… а-а-а-р-р… Кто там так топотит по потолку!?
Свист боцмана, топот сапог, крики матросов, команды капитана — романтика, мля, в 5 утра!
И холодно, пипец. А я в каком-то гамаке качаюсь. А-а, ну да, я же отдал свою каюту Алёшке и теперь я вместе с матросами где-то на нижней палубе. Ладно, фиг со мной, лишь бы моя краса белобрысая выспалась там.
Закрываю глаза и пытаюсь уснуть снова. Да где там? Ворочаюсь и злюсь. Грохот и шум не прекращаются. А у меня в этом покрывале подвешенном уже спина затекла.
Нехотя вылезаю из гамака, ищу свои вещи — всё валяется на пыльном полу. Кряхтя и матерясь отряхиваю свою треуголку, нахлобучиваю её на голову, совсем забыв про кучерявый парик.
Уже на лестнице, ведущей на верхнюю палубу, вспоминаю про него. Рыкнув себе под нос, разворачиваюсь и возвращаюсь к своему месту ночёвки. Проходя мимо закрытых дверей кают, слышу голос Волковой.
— Я немецкому языку не обучена…
Я замираю, прислушиваюсь.
— Для порядку, вспомнить надлежит, — строгий мужской голос напирает на девушку. — Каково название постоялого двора, где лошадей меняли? От какого порту отчаливали? Да название корабля, на коем в море выходили…
До меня доходит: она сейчас потеряется совсем, не выдумает на ходу. А мужик, видимо, из тайной канцелярии. Он не отстанет.
Лихорадочно выуживаю из памяти карту прибрежных территорий Балтики.
«Ща, Алёна, одну минуту. Подсказывать буду», — отправляю я ей свою мысль.
«Быстрее, Зайцев, этот мужик клещом впился. За шпионку меня держит», — паникует Волкова.
— Постоялый двор, хм… помню, — растягивая слова, начинает Волкова, задумавшись.
«Польский город Ольштын», — подсказываю я.
Она тут же повторяет.
«Дальше ты ехала до Кёнигсбергу. Останавливалась в деревушке Барточица. А потом все только по-немецки разговаривали и ты не понимала. Надписи тоже читать не смогла. Когда добралась до порта, села на корабль, э-э-м… пусть будет «Зистер», это «морская звезда» по-немецки, а слово простое и запомнить легко», — подсказываю я.
Волкова, молодец, повторяет всё правильно и мужик смягчается немного.
— Значицца, в лодку — и драпать? Ну-ну… А по добру-то своему чего ж не горюете? — не сдаётся этот следователь, мля.
— Так то ж добро — дело наживное. Семейство моё не из бедных. Да и я практику открою — наживу ещё добро-то, — рисует оптимистичные картины моя находчивая красавица.
— Ага, — соглашается мужик. — А вот книгу свою сберегли. Позвольте полюбопытствовать.
И тут я понимаю — пипец! Он сейчас, как увидит записи в той книге, так сразу на костёр колдунью Волкову отправит.
«Что делать, Алёшка? Вмешаться?» — ору я мысленно, уже представив её на инквизиторском костре.
«Всё хорошо, книга ему медицинские картинки показывает», — отвечает моя колдунья.
«Прикольно. Кто б сказал — не поверил бы», — мысленно удивляюсь я.
«Я сама в шоке», — удивляется Волкова.
— Ну-у-у… добро, так добро-о-о…— ухмыляется мужик, обозревая, видимо, человека в разрезе.
Пару минут тишина, а потом гулкие тяжёлые шаги за дверью.
«Зайцев, сматывайся! Он выходить собрался», — бросает мне свою мысль Алёна.
Я бегом несусь к лестнице на нижние палубы. У-у-ф-ф, пронесло! А ведь в тайной канцелярии у Петра ушлый народ работал. Молодцы, проверили девушку на предмет достоверности её истории.
Ага, а теперь я должен быть «молодцом» и вычистить уже лазутчика, что с ядом в кармане бегает.
Дожидаюсь Волкову у выхода на верхнюю палубу, а она как увидела меня, так аж присела от хохота.
— Что? — не понимающе смотрю на неё.
— Твой парик, ха-ха-ха, Зайцев! У тебя планшет с собой? Дай сфочу на память, ха-ха-ха…
И правда, я это волосатое чудо под гамаком своим нашёл и натянул на башку, как попало. Ну нету у меня зеркала, что б красоту наводить.
— А тебе вот лишь бы поржать, — упрекаю я девушку и обиженно соплю себе под нос. — Чем прикалываться, помогла бы уже. Я ведь тебе помогаю.
— Давай сюда, приглажу хоть, моя ж ты жертва средневековой моды, — все ещё смеётся она и аккуратно расправляет тугие упругие кучеряшки моего парика, а когда он принимает более-менее презентабельный вид, надевает мне его на макушку. —Ну вот, так уже лучше. Теперь пошли искать лазутчиков.
— Два подозреваемых, — начинаю я, когда мы выходим из недр корабля. — Вон тот матрос, что суетится у бочек и… э-м.., — я ищу взглядом немецкого стрелка, — вон тот офицер, что хохочет громче всех.
Я глазами показываю направление, где несколько мужчин рассматривают и обсуждают ружья.
— Погуляю. Послушаю их мысли, — сообщает мне Алёна и уходит колесить по палубе.
А ко мне уже ленивым шагом топает Пётр Михайлов.
— Быстрый ты, Алексей Данилович, — хвалит меня царская особа. — Девица-то и охнуть не успела, как ты её на абордаж. О военном деле, да об оружии я с тобой намеревался, но вижу уж, другой интерес у тебя.
— Можно и об оружии, Ваше Величество, — отвечаю я машинально и замираю, понимаю — только что я возвестил своему собеседнику о том, что знаю, кто он на самом деле. А ведь он, путешествуя под чужим именем, не хотел, чтоб «челом ему били».
— Извиняйте, сорвалось как-то само… — добавляю я быстро.
Пётр смотрит на меня пристально. Минута, другая… Выдерживаю его взгляд, глаз не отвожу, даже наоборот, вытягиваюсь в струну, как перед командиром на плацу. Вот, чисто по привычке, мля-я… А зоркий глаз Петра уже уловил мои движения, и он, слегка стукнув локтем в мой напрягшийся пресс, тихо спрашивает:
— Охранять меня приставлен, аль шпионить? То-то мне сразу почудилось, что служивый ты…
Я быстро выуживаю из архива памяти всё о Преображенском Приказе, который был создан в поддержку правления Петра. А главой его был Ф.Ю. Ромадановский.
— Фёдор Юрьевич распорядились, — отвечаю я тихо, зная, что царственная особа сразу догадается, о ком и о чём речь.
— Хитро, — соглашается Пётр. — Так что? Есть лазутчики на корабле?
Ну до чего умён парень!
— А как же без них? — улыбаюсь я. — С ними-то веселее.
Бросаю взгляд на группу мужиков, где о чём-то громко спорит немецкий офицер. Его дикий акцент меня уже бесит. И вдруг кровь моя холодеет, когда вижу, как мой подозреваемый вскидывает ружьё и прицеливается, поводя им из стороны в сторону, как бы невзначай, направляя ствол прямо на Петра. Одно мгновение и я, отодвинув царя-батюшку за свою спину, загораживаю его своим телом.
Немецкий офицер тут же опускает ружьё. Я выдыхаю. Это было чисто случайно, вот так прямо, взять на прицел Петра или..? Ага, подстрелил бы и оправдался, мол ружьё само пальнуло случайно. Ох, не нравится мне этот фриц.