Улуч Али устремился было на помощь Муэдзинзаде, но видя в подзорную трубу одни только кресты на обгоревших знамёнах, осознал, что помогать тут, похоже, уже некому.
К этому времени Муэдзинзаде был мёртв. Альваро де Басан удачным манёвром двух галер сумел отсечь "Султаншу" от поступавших подкреплений. Через несколько минут христианам удалось оттеснить оставшихся янычар к корме. Али-паша был ранен выстрелом из аркебузы, упал и один из испанцев отсёк ему голову. Совсем ненадолго пережил его Пертау-паша, галера которого сцепилась с "Капитаной" Колонны.
К часу пополудни турки в центральной баталии поняли, что сражение проиграно и принялись сдаваться, но распалённых битвой христиан было невозможно остановить. Началась резня. Множество моряков оказалось в воде, их добивали пиками, колотили вёслами по головам, не слушая мольбы о пощаде.
Когда Улуч Али понял, что всё кончено и начальства над ним больше нет, он принял решение прорываться и направил свои галеры на запад, в брешь между центральной баталией и Дориа. Вот тут-то, в самом конце великой битвы и произошли события доселе невиданные, пером неописуемые.
Потрёпанный "Грифон" Каэтани подошёл к борту "Реала", и папский гвардеец перепрыгнул на флагман. Онорато побывал в самом пекле, но не получил и царапины.
— Ваша светлость! — крикнул он принцу, — есть вести с северной баталии. Победа полная, но мессир Барбариго тяжело ранен!
— Как ранен? — крикнул дон Хуан.
— Стрела попала в глаз. Он ещё дышит, но говорят, что не жилец.
— Проклятье… Бедняга…
— Сирокко взяли в плен так же еле живым. Он попросил избавить его от мук.
— Прикончили?
— Так точно!
На корму флагмана немного прихрамывая прошёл Колонна. В схватке с Пертау-пашой его галера, маневрируя, врезалась прямо в "Реал", отчего в трюме главной испанской лантерны открылась течь. Маркантонио поднял забрало шлема.
— Онорато, ты жив!
— А что мне сделается! Мы с Агнесиной ещё настрогаем тебе полдюжины племянников!
— Двоих тебе мало? — захохотал Колонна.
Они обнялись. Оба залиты чужой кровью с головы до ног и ещё не выпустили из рук мечи.
— Есть вести от Дориа? — спросил дон Хуан.
— Я сам мало что видел, — ответил Колонна, — мне рассказали. Луччиали переиграл Дориа манёвром, разметал его баталию и теперь уходит на запад.
— Сколько у него галер? Кто-нибудь смог сосчитать?
— Около трёх десятков, ваша светлость, — ответил один из офицеров Колонны.
— Его нужно преследовать и добить! — энергично воскликнул дон Хуан.
— Я бы не стал этого делать, ваша светлость, — возразил подошедший Ромегас, — ветер крепчает. К ночи будет шторм.
— Что же, просто позволить ему уйти? — возмутился дон Хуан.
— Нужно отправить отряд, чтобы проследить, куда он направится, — сказал Колонна.
— Позвольте мне, ваша светлость! — подался вперёд Онорато, — отправьте меня!
— Ты ещё не навоевался? — удивился Колонна.
— Хорошо, Онорато, действуйте, — согласился принц, — но ваша галера изрядно пострадала…
Взгляд его пал на Альваро де Басана, который тоже уже поднялся на борт флагмана за дальнейшими распоряжениями.
— Дон Альваро, передайте господину Каэтани десять галер из резерва.
— Онорато, не вздумайте вступать в бой, — напутствовал Ромегас, — просто проследите за ним. Возвращайтесь до темноты в Порто-Петала. Мы все перейдём туда, чтобы переждать шторм.
Наскоро составили приказ и Каэтани на баркасе в сопровождении верных офицеров отбыл к выделенным ему галерам из числа тех резервных, которые дон Альваро сберёг почти не тронутыми. Их команды поучаствовали в сражении, когда оно уже почти подошло к концу.
Улуч Али уходил, увеличивая разрыв между собой и преследователями. Половина его баталии ещё сражалась с Дориа, но бейлербей Алжира дожидаться развязки не намеревался и бросил своих людей. Он шёл на прорыв с тридцатью пятью галерами, когда увидел нечто, что подействовало на него, как красная тряпка на быка.
На правом траверзе, чуть в стороне от других христианских кораблей дрейфовала флагманская галера госпитальеров. Рыцари приводили её в порядок после боя. Улуч Али устремился на перехват. Госпитальеры поздно спохватились и не успели набрать ход.