Первый муж красовался огненно-рыжей шевелюрой и лопатообразной бородой, доходившей до груди. Он был одет по венецианской моде в роскошный джуббоне с пышными рукавами и меховым воротником. На груди толстая золотая цепь, на голове бархатный берет, а у бедра на богатой перевязи висела столь любимая в Венеции скъявона, "славянка", легко опознаваемая по корзинчатой гарде. Лет мужчине на вид было около сорока, так же, как и Паоло.
Второй держался поодаль, чуть в тени. Он выглядел намного скромнее своего нарядного спутника, моложе, и походил на слугу. Правда у бедра висел меч, на вид совсем недешёвый, с испанской гардой из колец.
Женщина тоже была одета скромно, как испанка. Испанская мода тогда распространилась по всей Италии, кроме Венеции. Позднее Паоло выяснил, что цвет верхнего платья дамы был тёмно-красным, но в ночи оно, разумеется, выглядело совсем чёрным. Украшений Сиракузец не разглядел, да и не высматривал. Он дар речи потерял от восхищения — дама была просто невозможно красива. Паоло даже приблизительно не смог определить, сколько ей лет, ибо в ней юность удивительным образом сочеталась со зрелостью.
— Добрый вечер, сеньор Бои, — поприветствовал рыжебородый.
— Сеньор Игнио? — спросил Сиракузец, — какими судьбами вы здесь?
— Дела, дела, — заулыбался рыжебородый.
Обратив взор на госпитальера, он поклонился.
— Мы незнакомы. Имею честь представиться, Игнио Барбаросса, купец из Венеции.
Рыцарь вежливо кивнул.
— Имя вам подходит, сударь.
— О да! — улыбнулся купец и отшагнул чуть в сторону, поворачиваясь к даме, — господа, позвольте представить вам мою спутницу, госпожу Ангелику, вдову барона де Торре Неро.
Господа склонили головы в поклоне. Рыжебородый учтивым жестом указал на Паоло.
— Госпожа баронесса — перед вами мой старый знакомец, достойнейший Паоло Бои, прозванный по месту рождения Сиракузцем. Наизнаменитейший и непревзойдённый магистр шахмат, удостоенный чести играть с его католическим величеством Филиппом и самим Папой, неоднократно побивавший их в этой божественной игре.
— Я счастлива познакомиться с вами, сеньор Паоло, — проговорила баронесса, — весьма наслышана о вас.
Голос её оказался очень мелодичным и приятным.
Паоло повернулся к рыцарю.
— Сударыня, сеньор Игнио, позвольте представить вам доблестного рыцаря Милости Господней и Преданности в Послушании, Мартина де Феррера. Брат Мартин — урождённый арагонский идальго, а ныне не последний в иерархии Ордена Святого Иоанна.
— Сеньор, — сделала реверанс баронесса.
Де Феррера посмотрел на спутника венецианца.
— Это Диего, мой телохранитель, — пояснил Барбаросса, перехватив его взгляд.
— Испанец? — удивился рыцарь, — на службе у венецианца?
— Вы находите это противоестественным? — спросил купец.
— По меньшей мере странным. Я бы не удивился, увидев испанца в услужении у генуэзского купца.
— Случается всякое, — пожал плечами венецианец, — Диего служит у меня не первый год. Когда он рядом я чувствую себя одетым в броню.
— Что ж, это делает ему честь, — похвалил рыцарь.
Телохранитель всё это время оставался подобен каменной статуе.
— Господа, — вновь заговорил Барбаросса, — господин де Феррера, я счастлив познакомиться с вами. Должен сказать, что меня явно привела сюда счастливая звезда, ибо мои дела в Калабрии таковы, что некоторое участие в них прославленного Ордена госпитальеров будет весьма кстати.
— Вот как? — удивилась баронесса, — вы ничего не говорили об этом, сеньор Игнио.
— Это пустяк, не стоящий вашего внимания, сударыня.
Венецианец повернулся к рыцарю.
— Не сочтите меня невежей, сеньор, но не могли бы вы уделить мне немного вашего времени? Я лишь обозначу тему, а вы решите, заслуживает ли она вашего внимания.
— Я слушаю, сеньор Барбаросса, говорите, — предложил арагонец.
Венецианец замялся.
— Боюсь, сеньору Бои и госпоже баронессе это будет… Несколько неинтересно. Давайте отойдём.
— Как вам угодно, — пожал плечами рыцарь.
Венецианец учтиво поклонился.
— Госпожа баронесса, сеньор Бои, ещё раз прошу простить меня.
— Пустое, сеньор Барбаросса, — благодушно ответил Паоло.
Венецианец, его телохранитель и рыцарь удалились на десяток шагов. О чём они говорили, Паоло не слышал, да и не пытался прислушиваться. Всё его внимание было поглощено прекрасной дамой.
А разговор купца и рыцаря вышел таким:
— Domine quid multiplicati sunt qui tribulant me multi insurgunt adversum me. Multi dicunt animae meae non est salus ipsi in Deo[1], - прошептал венецианец, оглядевшись по сторонам.
1
Господи! Как умножились враги мои! Многие восстают на меня. Многие говорят душе моей: "Нет ему спасения в Боге" (лат.).