Онорато обдумывал создавшееся положение целый день и наконец решился. Когда-то это всё равно следовало сделать. Он заговорил с Демаратом и упомянул об отсутствии царевича в столице.
— С чего ты это взял, уважаемый? — удивился коринфянин.
Каэтани помялся для виду и ответил:
— Я иногда… как бы это объяснить… знаю, что произойдёт. Будто вижу заранее.
Глаза коринфянина округлились, но вот тут-то в его голове всё встало на свои места. Видит. А ведь и верно! Все эти его познания, удивительные для варвара, впервые оказавшегося в Элладе. И это его самоуверенное: "Так говорит мне мой Бог".
Что это за Бог, Демарат уже догадался. Кому ещё могут возносить молитвы люди, обладатели машин, мечущих молнии и извергающих громы?
Каждое утро они начинали с молитвы. Демарат попросил перевести ему.
"Отче наш…"
Бог-Отец. Деус Патер.
Демарат слышал, что так называют громовержца и в Италии. Кто знает, может и дальше на запад его чтят. Похоже на то.
С того дня коринфянин стал слушать Онорато особенно внимательно.
Последнюю стоянку перед Пидной сделали в устье Пенея. Набрали воды, разожгли костры на берегу. Отсюда уже виднелась увенчанная снегом вершина Олимпа.
— Это уже Македония? — спросил Каэтани.
— Нет, ещё Фессалия, Пеласгиотида, — ответил Демарат, — там, за Олимпом, Македония. Сначала минуем Гераклею, а потом будет наша цель, Пидна. Там хороший порт.
Демарат немного нервничал. Переход двух десятков кораблей, явно не купеческих, должны были давно заметить с берега, а потому нельзя исключать появления гостей. Вернее, хозяев. Кто знает, какой выйдет встреча. Успеть бы назваться, прежде чем зазвенят мечи.
До захода солнца он несколько раз обошёл лагерь. Осматривался, напрягая ослабевшие с возрастом глаза. Ночью едва смог уснуть и поднялся до света. Видя его состояние нервозность испытывали и герцог с некоторыми офицерами. Демарат отметил, что спать многие ложились в поддоспешной одежде, дабы при нападении успеть облачиться в железо, как можно скорее.
Доспехи у них, конечно, загляденье. Демарату дали опробовать. Да, в такой броне легко вообразить себя неуязвимым Ахиллом. Как всё-таки искусны варвары.
Ночью ничего плохого не случилось, а наутро бдительная стража доложила, что к северу от лагеря замечены всадники. Десяток, не больше. И это были явно не погонщики скота.
— Надо поговорить, — сказал герцог.
Демарат согласился. Он нашёл оливу и отломил от неё ветвь, а "испанцы" зачем-то прихватили с собой длинную палку с белым полотнищем.
Парламентёрам Каэтани велел оставить доспехи. Вооружиться разрешил.
Вышли из лагеря в том же составе, в каком сговаривались на мысе Тенар. Всадники, заметив процессию с оливковой ветвью, неспешно направили коней навстречу.
Когда между ними оставалось шагов пятьдесят, Демарат поднял руку и крикнул:
— Радуйся, Сополид! Помнишь меня?
Один из всадников приложил ладонь ко лбу козырьком.
— Демарат? Какими судьбами? Я думал, ты с Тимолеонтом на Сицилии. И кто это с тобой?
9. Полиоркетика
Даскилеон
Перс вёл афинянина тёмными коридорами с множеством поворотов. Тот уже на третьем понял, что едва ли найдёт дорогу назад самостоятельно.
Один раз они вышли на воздух, в портик. С озера повеяло свежестью. Луна на минуту выглянула из-за тучи и плеснула серебром на водную гладь. Стало светлее. Афинянин покрутил головой, пытаясь понять, в какой части дворца они находятся, но так и не смог.
Вновь тёмный коридор. Временами они проходили освещённые участки, где им непременно встречались невозмутимые стражи. Препятствий они не чинили. Как-никак Вартаспа их начальник. Сам же им пароли выдаёт, чего его спрашивать.
Чадили факелы.
И вот впереди дверь. Тяжёлая, дубовая, украшенная причудливой резьбой.
— Не забудь про поклон, явана, — сказал перс, взявшись за бронзовую петлю, — сейчас ты предстанешь перед самим хшатрапавой.
Скрипнула дверь, разорвав ночную тишину, и они вошли в обширный зал. Два ряда высоких колонн поддерживали крышу. Вдоль стен горели полдюжины масляных ламп, а за окном вновь появился яркий серебристо-жёлтый обломанный диск, но света всё равно было недостаточно.
У распахнутого настежь узкого высокого окна стояли два человека. Один в персидской одежде, другой облачён в эллинскую хламиду.
Шаги приближались. Шляпки маленьких медных гвоздей на подошвах сапог начальника стражи еле слышно цокали по полированным почти до зеркального блеска каменным плитам. Тот, кого он вёл, ступал почти бесшумно.