— Гребите! — орал Аполлодор, — гребите, ребята!
"Немезида" по дуге начала удаляться от Контарини, а на него налетела другая афинская триера. Удар в нос оказался неудачным. Таран проскочил мимо форштевня "Веры", а стэйра врезалась в обрубок шпирона. Моряки на обоих кораблях не удержались на ногах. Триеру начало разворачивать борт о борт с "Верой". Испанцы торопливо перезаряжали аркебузы, бабахнул фальконет, щёлкнуло несколько арбалетов. Афиняне ударили стрелами и дротиками. Затрещали вёсла.
— Кошки! — крикнул Контарини.
Солдаты зацепили крюками борт триеры, начали подтягивать её и вот уже родельерос бросились на приступ.
— Сантьяго!
Их было больше, чем афинян и уже через пару минут на катастроме, боевой палубе, всё было кончено. Испанцы принялись резать гребцов. Траниты и зигиты выбирались наружу между опорами катастромы и прыгали в воду, а таламитам, сидевшим в самом нижнем ряду повезло куда меньше.
— Наша! — Контарини победно вскинул окровавленный меч и хищно оскалившись, огляделся.
Вокруг развезся сущий ад, вот только роль дьволов здесь исполняли его, Джованни Контарини, единоверцы.
Грохот пушек, ружейный треск и нечеловеческий рёв, и вой. Слева по борту образовалась свалка из трёх обезлюдевших, развороченных ядрами триер. Одна из них медленно погружалась. В этот плавучий остров врезалась "Констанца" Франсиско Переа. Вода вокруг кишела людьми. Одни хватались за обломки, другие пытались отплыть в сторону, рискуя попасть под удары вёсел других кораблей. Захлёбываясь, просили помощи, извергали проклятия.
Чёрный дым повсюду, дышать нечем. Джованни закашлялся, на какой-то миг даже потерял ориентацию в пространстве.
— Сударь, — обратился к капитану кормчий, — нам надо оттолкнуть этот труп.
— Да-да, — опомнился Контарини и принялся раздавать распоряжения.
Мёртвую триеру отпихнули. "Вера" лишилась трети вёсел по правому борту. Пришлось освободить от работы столько же гребцов и по левому, чтобы идти ровно.
Куда двигаться? Вперёд или назад? Лучше, наверное, вперёд. Галера только начала набирать ход, когда раздался чей-то вопль:
— Справа!
Контарини повернулся и сжал зубы — "Немезида", про которую он совсем забыл, описала круг и возвращалась. Не просто возвращалась — целилась прямо в середину борта "Веры". И уже набрала скорость.
— Дьявол… — процедил Контарини.
Нестройный залп из аркебуз уже не мог остановить врага.
Удар вышел намного сильнее, чем при предыдущем столкновении. Вновь затрещало дерево. Таран "Немезиды" вонзился в брюхо галеры на всю свою длину. В трюм ворвалось море. Контарини упал, прокусил губу и в бессильной злобе заскрипел зубами.
— Джованни! — раздался чей-то крик. Голос знакомый, — Джованни Батиста! Ты жив там ещё?
Контарини поднялся на колени, нашарил меч, который выронил при ударе. Вовремя. На него с рычанием прыгнул какой-то проворный грек и печень капитана едва не познакомилась с его копьём. Контарини откатился в сторону и лёжа сделал выпад в живот противнику. Тот вцепился в клинок и согнулся пополам. Капитан с усилием вырвал меч. Поднялся.
— Джованни!
"Кто там орёт? Некогда мне".
Во рту солоно от крови.
Эпибаты "Немезиды" отчаянно отбивались от родельерос, не пуская их на свой корабль. Им удалось его отстоять. Гребцы триеры поспешно отработали назад, и она освободила бивень.
Греков можно расстрелять, но Контарини вдруг понял, что смерти этих храбрых людей не хочет. Это ведь не бой, а бойня. Силы оказались явно не равны.
Джованни разглядел воина в дорогом доспехе у рулевых вёсел триеры. Похоже, он там командовал.
"Удачливый ты парень. Давай, беги, спасайся".
Убраться совсем безнаказанно грекам всё же не удалось. Крепление тарана не выдержало удара, открылась течь.
— Контарини!
Да кто же это всё-таки там орёт?
Орал Хуан де Риваденейра. Его "Тирана" ткнулась обрубком шпирона в корму "Веры".
— Тёзка, ты как нельзя кстати. Снимай моих, я, кажется, тону.
— Джованни, ты охренел? Как ты мог так тупо подставиться? Это же всё одно, что от детского кораблика в луже огрести! Я троих на дно отправил, а у моих ни царапины. Да и как я тебя заберу? Где у меня место?
— Хуан, ты предлагаешь нам тут сдохнуть? — спокойным тоном поинтересовался Контарини.
Риваденейра дёрнул щекой.
— Давайте. Тьфу на тебя, Джовании, сейчас по твоей милости, как селёдка в бочке будем.