Покидая борт тонущей "Веры", Контарини подумал:
"Мадонна, пушки… Каэтани меня убьёт…"
Онорато был слишком занят, чтобы ещё о потерянных пушках горевать. Потом наверняка, но не сейчас. Сейчас не протянуть бы ноги.
"Падрону" афиняне облепили, как псы медведя. Он им хребты ломает одному за другим. Лапой двинул — кишки вон. Пёс давай визжать, а на его место двое других.
Прямо по курсу медленно тонул изуродованный "Парал", но добраться до него Каэтани не смог — афиняне закрыли от него теориду и защищали её, как одержимые.
Пушки "Падроны" молчали. Каэтани приказал артиллеристам убраться из-под рамбата, там сейчас кипела рукопашная. Эпибаты лезли с двух триер.
Грек, что налетел на Фёдора оказался очень сложным противником. Его копьё сломалось в свалке, но он не отступил, умело прикрывался щитом и пытался ткнуть бывшего подьячего обломком в лицо. Обломок удачно оказался острым. Для грека удачно, само собой. Фёдор едва поспевал отбиваться. Но это не поединок один на один. Рядом дрался Ктибор. Доппельзольднер орудовал двуручником, будто коротким копьём. Перехватывал левой рукой за рикассо, бил врага длинной рукоятью, цеплял края щитов здоровенной гардой. Он и помог раскрыть проворного грека, и Фёдор рубанул его наискось через грудь. Тот упал, но не умер. Толстый многослойный высоленный лён неожиданно смог остановить саблю.
— Ах ты…
Добил упавшего Ян Жатецкий, а подьячий уже схватился с очередным греком.
Каэтани тоже бился на рамбате в первых рядах. Не дело командующему лезть в самое пекло, но он полез. Потому что был уверен — доспехи у него отличные, уберегут. А он, встав впереди, глядишь сбережёт ещё чью-то жизнь. Ясно ведь — первым делом будут его бить.
Левая рука совсем онемела. Там, наверное, сплошной синяк. Да наплевать, целы бы кости остались. Онорато дрался без щита и отбивал удары левой латной рукой.
Перед глазами какое-то полуразмытое пёстрое пятно. Движется. Замахивается.
Удар. Звон в ушах. Пульсирующая боль в руке отдаётся по всему телу, кузнечным молотом бьёт по голове. А на ней это дурацкое ведро. Хорошо гудит… Хорошее ведро. Если бы не оно, уже десять раз бы ноги протянул.
"Ещё хочешь? Ну, давай".
Снова удар. Снова боль.
— Н-на!
Меч врезается во что-то твёрдое, гнётся, но не ломается. Хороший меч. Демарат цокал языком и приговаривал: "Халибское железо. Дорогое. Лучше лаконского, лучше лидийского".
"Да… Знал бы ты, коринфянин, насколько лучше. Ну, может узнаешь ещё".
— Н-на!
Клинок ныряет в податливую плоть.
"Что же ты, парень, какой нерасторопный? Так медленно двигаться нельзя, от этого умирают. Ты ведь умер? Наверное, ты просто очень устал… Наверное… Я тоже устал. Но ещё не умер. И не умру. Я вас всех тут переживу".
Перед глазами возник очередной афинянин. Какой гладкий щит у него, ни царапины. Совсем новый.
"Ты откуда взялся? Здесь таких нет. Здесь повсюду вмятины… Во-от такие… Как на тебе теперь".
Глаза-то какие у него большие. Испуганные.
"Да что ж ты так бестолково машешь… Эх, парень… Дурак ты… Сидел бы дома… Я же не хотел вас убивать. Никого не хотел. Я просто хотел, чтобы вы видели — мир изменился. Он не станет прежним. Что же вы делаете? Почему не бежите?"
Не бегут, лезут всё новые. Каэтани вдруг понял, почему афиняне дерутся с таким ожесточением. Конечно же, защищают Фокиона.
Он ошибся. Афиняне защищали священный "Парал".
Четыре раза уже боднули "Падрону". Три вскользь, без разгона. Вёсла все переломали, конечно. Один удар вышел серьёзным. Так и потонуть недолго.
— Да сколько же вас?!
Палуба под ногами ходит ходуном. Вот ещё один толчок и нарастающий рёв слева. Что там? Некогда смотреть. Сожрут вмиг. Да и так понятно — подкрепление прибыло. Интересно, к кому?
К последнему греку его прижали так, что мечом не взмахнуть, ни ткнуть. Тот чего-то орал и брызгал слюной прямо в смотровую щель шлема, а Каэтани не мог пошевелиться. Наконец, освободил левую руку и почти без замаха ткнул латной перчаткой грека в лицо. Тот ухитрился отвернуться, подставил нащёчник фракийского шлема. Каэтани ткнул ещё. И ещё. Как механический болванчик с заводной пружиной. Наконец, грек обмяк.
— Давай на них!
Это голос Хивая. Онорато увидел, как венгр и Ветлужанин перелезают на вражескую триеру. По правую руку Ктибор прикончил кого-то, кто не давал герцогу пошевелиться и Каэтани наконец выпрямился.
Нет, он следом не полезет. Не ровен час, свалишься в воду. Это сразу конец.
Каэтани отступил назад, огляделся. Обзор через щель всё равно скверный, как ни крути башкой, но забрало он поднимать не решился. Вспомнил про Барбариго. Хотя греки уже не стреляли. Или стрелы кончились, или стрелки.