Пока христиане приводили себя в порядок, к царю немедля поспешил Амфотер. К флоту присоединился наварх Деметрий, коего столь безуспешно пытались отловить афиняне. Он принял на себя хлопоты о многочисленных пленных и Каэтани, ничем более не задерживаемый, вновь вышел в море.
Их столь давно ожидаемая встреча с царём состоялась четыре дня спустя. Все эти дни Онорато просто места себе не находил, обдумывая, как её стоит обставить. Какое впечатление произвести. Предстать перед Филиппом в полном доспехе? Или поступить, как на Тенаре? В итоге решил пойти проторенной дорожкой.
Пока галеры становились на якорь, пока спускали на воду три баркаса, что само по себе зрелище невиданное и прелюбопытное, берег заполонили сотни, нет, тысячи людей. Большинство без оружия, их уже предупредили, кто это пожаловал.
Каэтани, де Коронадо, Империале, Контарини и, конечно же Демарат стояли на баркасах в полный рост. Испанцы и венецианцы распустили знамёна, до зеркального блеска начистили закопчёные в сражении доспехи.
Каэтани в простой белой рубахе и с непокрытой головой спрыгнул в воду первым. За ним следовали стальные люди.
Перед герцогом, чуть впереди огромной толпы воинов, стояло человек десять в льняных и бронзовых панцирях. В руках они держали высокие фракийские шлемы с гребнями и без, с перьями и козьими рогами, выкрашенные в пурпурный и синий цвета.
В самом центре встречающих находился чернобородый муж, невысокий, коренастый, лет под сорок, одетый в шафрановый хитон, отличавшийся от эллинских длинными рукавами. На плечах пурпурный плащ. Левый глаз закрыт чёрной повязкой.
Сердце Каэтани не барабанило с такой силой даже тогда, когда дядюшка Николо впервые представлял его Папе.
Вперёд вышел широкоплечий седобородый воин в бронзовом панцире, изображавшем Гераклову мускулатуру. Вид старик имел внушительный. Царский. Онорато боковым зрением уловил, что Империале начал сгибаться в церемонном поклоне. Герцог едва сдержал улыбку. Вот, что значит — "встречают по одёжке". Говорил же, что царь крив на один глаз. Кто этот воин? Неужели Парменион?
Он не ошибся.
— Ты ли тот самый Онорато из Испании, оказавший нам великую услугу? — спросил прославленный стратег.
— Бог свидетель, ты не ошибся, почтеннейший, — герцог чуть наклонил голову, приложив правую ладонь к груди. Левая придерживала рукоять меча.
Парменион повернулся вполоборота к герцогу и, не сводя с него глаз, простёр руку к одноглазому.
— Перед тобой Филипп, сын Аминты, царь Македонии!
"Сеньор Онорато, на счёт раз! И-и-и! Раз!"
Правая рука отходит в сторону, левая нога делает шаг назад.
"Два!"
Руки подходят к сердцу, на левой ноге надо присесть. Торс и голова чуть назад.
"Три!"
А теперь вперёд. Руки развести в стороны.
"Четыре!"
Выпрямиться. Правую ногу приставить к левой и стопой в пол, чтобы звякнула шпора. Левую руку на эфес рапиры, а правую на пояс.
У него нет шпор, как и меча для платья. Ему восемь лет и воспитатели мучают его благородными манерами.
"Ещё! И-и-и раз, два, три, четы-ыре! "
Позади заскрежетала сталь — рыцари опустились на одно колено.
— Радуйся, достойнейший Онорато! Я приветствую тебя! — Прозвучал низкий, чуть с хрипотцой, голос.
Что было потом? Он помнил смутно, вероятно от переизбытка чувств. Вроде бы разговор, которого жаждал предупреждённый Филипп, и не менее желал сам герцог, состоялся не в первый день. И даже не во второй. Сначала македоняне праздновали неожиданную победу.
Странный это был симпосион. Поначалу скованно пили, смущённо. Речи говорили, запинаясь. Понимали — не их эта победа. Не им праздновать. Офицерам Онорато было неловко есть и пить лёжа, да и эллинскую речь плохо пока разбирали. Но потом Акрат всех победил — полилось неразбавленное рекой. И вот уже Риваденейра на лингва-франка с чисто испанскими крепкими словечками рассказывал паре гетайров, как он бил турок. При этом привирал так, что его сосед Контарини не отрывал ладони от лица. А македоняне кивали. Ни слова не понимали, но видели — доблестный герой.
Каэтани Господь уберёг от пьяных речей. Позволил раньше упасть в сон. Но ночью понадобился таз, что лишний раз продемонстрировало, кому должно — се человек.
Филипп обошёлся с Фокионом, как со старым другом. Окружил заботой. Старик был подавлен, но не сломлен. Несмотря на раны, осанкой мог посрамить любого юношу. Онорато даже представить не мог, чего стоило старику так держаться.