Эта опухоль — Элли.
Она не отпускала их, витала где-то здесь, между давно не работающим торшером и полкой с никогда не читанными книгами.
— Папа, мама! — говорила она хриплым голосом. — Я все еще здесь…
Они поднимались среди ночи и пялились в потолок. Бессмысленно, но как будто с пользой.
Так шли недели. Неповоротно и безвозвратно, но депрессивно и обыденно. Диана и Томас молчали. Они понимали друг друга без слов. Когда-то сдержанная любовь становилась обязанностью. Они по-прежнему были любимы, но уже не близки.
Желая утолить горечь со своей гортани, смыть порожденный обидой комок, Томас начал частенько выпивать. Он нажирался дешевым пойлом и приходил домой ночью, волоча ноги и виляя, как змея. Иногда он вообще не появлялся дома. Он просыпался с рассветом на уличной лавке, скамейке метро, за столиком в том же баре, в котором пил, или же в подъезде.
Диана терпела. Она не ждала его.
Засыпая в одиночестве, ей вспоминалась вся ее жизнь. Она пробегала чередом, словно абстрактный клип. Родители. Школа. Переезд. Чердак. Томас. Оргазм. Элли. Смерть.
Она смотрела в зеркало и плакала от вида самой себя. Тридцать пять лет пробегает в течение одной минуты. Времени не существует.
Прошлого нет. Она — жидкое отчаяние с легкой ноткой ароматной желчи и пару кубиков стресса.
Как-то раз она наткнулась на Дэнни.
— Диана! — воскликнул он. — Королева нашей школы! Афродита во плоти! Боже мой, мечта моих юношеский фантазий. Как ты, крошка?
— Нормально, — отвечала она.
— По тебе не скажешь. Ты весьма постарела за эти годы. Что с тобой стряслось?
Диана помотала головой.
— Ну же, не кисни! Жизнь довольно сладкая штука, а ты морщишь нос. Рассказывай. Все выливай! Не желаешь забежать перекусить?
Диана покивала.
— Ну, что с тобой?
Их разделял квадратный столик с греческой резьбой. В воздухе таял аромат говядины и ирландского виски. Она оказалась в месте, в которое считала синонимом счастливой жизни.
— Я… я не знаю как сказать.
— Да говори как есть, — его голос внезапно стал сочувственным.
Диана сделала глубокий вдох и выпила низенький хайбол с ароматным спиртным.
— У меня умерла дочь, — оторвала она, стукнув бокалом об стол. — Мой муж стал пьяницей, который не может взять себя в руки. Я тоже не могу взять себя в руки. Я не вижу ничего хорошего в этой жизни. Хочу умереть. Хочу развестись. Жалею о прошлом и совершенно не знаю как дальше жить…
— М-да, — выдавил Дэнни. — Ты запомнилась мне совсем другой. Потрепала тебя жизнь. Как же твои мечты о модельном бизнесе? Еще бокал?
— Да, еще бокал… Модельный бизнес? Ты шутишь? Посмотри на меня, меня даже в порнуху в роли мамочки не возьмут.
Он пригляделся в ее лицо, изъеденное временем. Посмотрел на трясущееся, как у старухи, пальцы. Оценил ее обвисшую грудь — он понял это по соскам.
— Ты изменилась…
— Я постарела. Иногда жалею, что не стала шлюхой. Может было бы лучше.
Диана опустошила второй бокал.
— Да не парься ты. Мы живем в двадцать первом веке, в конце концов. Липосакция, лифтинг, импланты. Они все исправят, клянусь.
— Да, но только для того, чтобы это все иметь нужно быть замужем за старым миллиардером, который сдохнет и оставит все свое наследство тебе.
— Да зачем же за миллиардером? Достаточно за миллионером. Кстати знаю несколько молодых ребят… Стой, а как же Томас? Ты же про него говорила? Про пьяницу?
— Ты думаешь он чего-то стоит? Все его прошлые рассказы всего лишь глупые мечты, не подкрепленные никакими поступками.
— М-да, а ведь он был одним из лучших в нашей школе.
— Видимо этого недостаточно. В последнее время… Жалею о том, что женилась на нем.
— В финансовом плане понятно. А как же любовь? — спрашивал Дэнни.
— Это давно уже не любовь. Это долг. Сейчас мы просто обязаны быть мужем и женой и говорить, что любим друг друга.
Дэнни закурил сигарету, шипя сквозь зубы.
— Вот это ты попала, подруга. Я бы тебя конечно выручил по старой дружбе, но ты не пойдешь на такую авантюру… Нет, это не для тебя.
— Сейчас я готова на все, лишь бы выбраться из этого дерьма.
— Прямо на все?
— Да…
— Знаешь, всегда мечтал тебя трахнуть…
— Я же сказала — на все!
Диана вновь начала получать оргазмы. Томас был не способен так ее трахнуть даже подростком. Она снова почувствовала себя девушкой. Живой и красивой, которую не просто пялят, а дарят ей удовольствие. Она не испытывала стыда, совесть не грызла ее слабое сердце. От факта измены она приходила в восторг. Словно мстила своему паршивому муженьку за никчемную жизнь и кайфовала с этого.