— Я не знаю, как так случилось, Диана, что мы с тобой прожили целую жизнь. Ведь мы никогда друг друга не понимали, — он улыбнулся уголком рта. Диана улыбнулась обоими уголками. — Мы столько пережили вместе, столько радостного и счастливого, грустного и печального. Но мы все равно остаемся вместе.
Томас смотрит на декольте. То, что оно скрывает, грубеет и размокает. Диана медленно дышит. Ее дыхание вздымает грудь частыми рывками.
— Какой же я придурок, Диана. Какой же несносный ублюдок. Я натворил столько дерьма, а наговорил тебе еще больше. Прости меня, Диана. Прости…
Одно лишь мгновенье. Незаметное. Проскользнувшее между ними. Они обнимают друг друга так, как не обнимали много лет.
— Прости меня, Диана, — повторяет Томас. — Меня увольняют.
Он чувствует слезы, брызнувшие в шею стальным потоком.
10
Кофе с молоком — лучший способ избавиться от запора. Рабочее место. Экран монитора. Томас пялится в электрическое свечение и ему невыносимо хочется срать. Итон говорит:
— Ты знал, что где-то живет один парнишка, который в самом детстве посчитал себя шизофреником? Но он перепутал. Голоса в его голове оказались всего лишь мыслями.
В офисе по-прежнему жарко. Пот по-прежнему стекает в задницу и вызывает зуд и раздражение.
— Существует интересная практика в психологии. Или в психиатрии. Точно не знаю.
Томас удивился. Хоть чего-то Итон не знает.
— Какой-то чудак подсылал в психушки людей и они говорили, что они шизофреники. Он проверял, способны ли медицинские работники отличить настоящую шизофрению от симуляции.
Челюсть Томаса Дрожит. Что-то внутри бурлит, взрывая пузырьки газа. Томас смотрит на Итона. Нет никакого Итона. Рядом сидит он — Томас Клаус. Он осмотрелся по сторонам. Тысячи его копий разбросаны по офису, который, казалось, не имеет границ. Двойник открывает рот. Двойник говорит:
— Все медицинские учреждения, естественно, находили симулянтов и отсылали их обратно. Молодцы, правда? Во всех газетах печатали эту новость.
Томас Клаус. Тысячи Томасов Клаусов. Миллионы. Все они одеты как он. Выглядят как он. Разговаривают как он.
Томас напрягает задницу. Что-то вылезает из него. Может быть, еще один Томас Клаус?
Томас Клаус говорит:
— А потом тот самый чудак, который подсылал этих самых симулянтов заявил, что никого вовсе не подсылал, а те, кого они принимали за симулянтов, — настоящие больные.
Терпеть невыносимо. Томас встает. Он идет в туалет. Справа от него — Томас Клаус. Слева — Томас Клаус. Сзади и спереди — тоже он.
Томас садится на унитаз, спуская штаны. Воздух становится едким и душным, словно кто-то жарит яичницу. Его задницу обрызгивают капли из унитаза. Мерзко.
Голос с соседней кабинки говорит:
— Общество было потрясено. Оказалось, что не существует никаких достоверных методов распознать — шизофреник человек или симулянт. Значит можно просто прийти в психушку и сказать, что ты слышишь голоса, и тебе поверят. Представляешь?
Если ученые не способны отличить шизофреника от симулянта, способен ли сам человек понять, что он не шизофреник? Может быть, мышления не существует. Может быть, мы принимаем решения не по собственной воле? Ведь голоса в голове что-то тебе трезвонят.
Они говорят:
«Если ты не способен сделать что-то опасное, значит, наступит конец света».
Ты делаешь то, что говорят голоса.
Они говорят:
«Что мешает тебе прямо сейчас забраться на стенку, разделяющую кабинки, и посрать на Итона Спаркса. Что мешает посрать себе на лицо?»
— Мы живем в странном мире, Томми. Ужасно странном. Все эти галлюцинации, голоса. Может быть, всего вокруг вообще не существует?
Голоса говорят:
«Папочка, не стоило меня рожать. Это было бессмысленно».
11
Ветхий дом. Его стены покрыты мхом и плесенью. Местами торчат прогнившие доски. Когда-то он был другим.
Томас стоял напротив Дианы, тогда еще Дианы Кларк. Ему Восемнадцать. Она — само превосходство. Томас, сопротивляясь дрожи, протягивал ей свою ладонь. На том же чердаке. Пол которого завален хрустящим сеном.
— Томас, — говорит Диана, уже Клаус. — Нужно искать тебе работу, Томас. Мне будет трудно найти работу, ты ведь знаешь мое шаткое психическое состояние.
— Знаю, — отвечает он. — Я уже занимаюсь этим вопросом.
С тех пор, как не стало Элли, милой и обаятельной Элли, в этой квартире больше не было души. Она превратилась в бесчувственную коробку из бетона, животрепещущую своим монотонным раскаянием. Так выглядят дома, которые вот-вот покинут хозяева. Так выглядит серость. Скука и сожаление.