— Твою мать, Итон. Эта хрень вмазывает сильнее наркотиков.
— Только не привыкай. Это временное наслаждение. Но полного удовлетворения никогда не будет, это точно.
— Что ты хочешь мне показать?
— Вот это.
Итон указывает, на стол, изрезанный линиями вдоль и поперек. В квадратах написаны цифры. Тучное колесо медленно крутится, волоча за собою шарик.
— Рулетка, — говорит Итон.
— Никогда не видел этой дряни в жизни.
— Правила достаточно просты. Ты делаешь ставку на число или на цвет. Можешь как на одно, так и на целый ряд. Соответственно, чем меньше шансов на победу, тем больше выигрыш.
— Например?
— Если делаешь прямую ставку, то можешь преумножить ее в 35 раз. Примерно.
— Я хочу сыграть.
— Ты уверен?
— Не парься.
Томас, очарованный игрой, сверкает глазками так, словно десятилетний ребенок, впервые увидевший порно. Он достает фишки, полученные в специальной кассе. Итон говорит:
— Делай каре.
— Каре? — спрашивает Томас?
— Ставь на пересечении линий. Таковы правила.
Томас делает ставку. Бледнокожий крупье принимает ее и раскручивает колесо.
— Ставки сделаны, ставок больше нет.
Промах. Мужчина напротив ставил на целый ряд.
— У него выплата два к одному, — говорит Итон.
Томас смотрит на его ухмылку и бесится. Он вдруг неожиданно стал врагом.
— Ставь туда же, — говорит Итон. — Так шансов больше.
— Я в этом не уверен.
Колесо крутится. Шарик карябает его поверхность. Выпало Тринадцать. Снова промах.
— Я же тебе говорил, — возглашает Итон. — Хорошая ставка, нужно просто быть понастырнее.
— Еще раз.
— Дружище, может хватит?
— Ладно… Да, точно… Ты прав.
— Я схожу отлить.
Томас кивает. Неумолимой ужас вдруг застигнул все его тело, он не мог не думать об игре. Словно какой-то капризный бес приютился в его груди и жалобно стонет, взывая вернуться к ставкам. Вернуться в настоящее оказалось труднее. Взгляд до сих пор затуманен, руки слегка потряхивает и ты до сих пор сидишь за столом.
Нет. Этого не существует.
Ты бредешь вдоль стен и разглядываешь шлюх, выходящих из комнат с красными шторами. Они кажутся ему счастливыми. Все они разные, но одинаково сексуальны. У одних грудь с его голову, у других — с его кулаки. Но Томас хотел сорвать лифчик с каждой
Сорвать и прислониться языком к соскам. На вид, самой старшей из них не больше двадцати пяти, самой младшей едва исполнилось восемнадцать.
Томас возбуждается при мысли о том, чтобы трахнуть одну из них. Он отчетливо видит задницы этих дамочек. Представляет их тугие щелки и мечтает взглянуть на них раком. Хотя бы разок, хотя бы на долю секунды.
Он проходит мимо прохода с черными шторками. Они отдергиваются. Томас встречает ковбоя Дэнни. Счастливчика Дэнни.
— Эй, Томас Клаус! Мой верный приятель Томас Клаус! — возглашает счастливчик Дэнни. — Сколько лет, сколько зим, дружище. Какими ветрами ты оказался тут?
Грудь Томаса пробивается волнением.
— Да, я… Привет. Зашел расслабиться.
— Отличный выбор, дружище. Всегда знал, что ты — отличный парень. Помнишь нашу юность?! Нашу яркую беззаботную юность. Девчонки, бухло, наркотики. Это было что-то, не так ли?
— Что-то…
— Да ладно, расслабься ты. Ты же пришел сюда отдохнуть, так вот и отдыхай.
Ковбой врет. Дэнни знает это. Они никогда не были друзьями. Дэнни всегда считал себя лучше других. Папочка давал ему крупные суммы, чтобы его эго становилось тверже.
— А ты что тут делаешь? — неуверенно спрашивает Томас.
— Что я тут делаю? Чувак, я хозяин этого заведения. Все, начиная от этих дамочек, заканчивая гребанными фишками в казино, принадлежит мне. Я, мать его, Аль Капоне, а ты находишься в моем Чикаго, друг.
Томас удивленно кивает. Из его глотки брызжет кислая слюна зависти.
— Это круто, — отвечает Томас. — Хорошее местечко, меня устраивает.
— Конечно устраивает, о чем ты вообще! Эй, ребята, взгляните на этого быка — это мой приятель Томас! Хитрый проныра Томас! Так с ним отрывались по молодости.
Кучка деловитых ребят, похожих на гангстеров, подняла бокал в его сторону и выпила в одном темпе. Среди них — самые искушенные люди города. Протеже самих себя. Мистер Уолкер, вероятно, лижет им задницу.
Ковбой Дэнни продолжает:
— Этому кабану досталась лучшая женщина нашей школы — Диана. Твою мать, до сих пор мечтаю ее трахнуть. Как она? Извивается? Ухх, хотел бы я взглянуть на нее.
Желчь пробивается изнутри. Голова начинает кружится. Кулаки Томаса инстинктивно сжались, а брови нахмурились.