Но так как желающих дополнять не оказалось, преподаватель вызвал командира полка подполковника товарища Коршунова Василия. Коршунов Василий говорил уже порядочно времени.
– Товарищ Коршунов! Вы ближе к сути вопроса, ближе к делу, – в итоге предлагает преподаватель.
– Я сейчас подойду к сути вопроса, – отвечает Вася.
Преподаватель его несколько раз прерывал, но Вася никак не может выкрутиться.
– Понимаете, товарищ полковник, я вот около и вокруг кручусь и никак не вспомню основное содержание вопроса.
– Да-да, вы действительно вокруг крутитесь, а вы подойдите ближе, к центру идите, – говорит Васе преподаватель.
Коршунов, видя, что самому не выйти из затруднительного положения, решил сослаться на более авторитетные источники по данному вопросу. Он сказал так:
– Вот Чалбаш сказал, да и Ленин говорил…
Весь класс во главе с преподавателем минут пять не могли успокоиться от смеха. До самого окончания школы вспоминали об этом и смеялись.
Весной 1952 года приступили к полетам. Летали интенсивно. Много уделялось внимания слепой и ночной подготовке. Во время ночных полетов нелепый случай вырвал из наших рядов одного опытнейшего летчика, прекрасного командира и методиста полковника Костю Орлова. Он тогда был заместителем начальника школы по летной подготовке. Это тот Орлов, который был у меня командиром полка в Школе воздушного боя. С ним вместе мы были на стажировке на фронте, о чем я уже говорил. Итак, летом 1952 года в Липецке при исполнении служебных обязанностей погиб ночью на боевом самолете МиГ-15 наш дорогой, славный как человек, старейший военный летчик-истребитель Константин Орлов. Это была очень тяжелая утрата для всех нас, слушателей, для всей школы, а для меня особенно большая утрата, так как я его очень хорошо знал, вместе служили, немного воевали вместе и дружили.
Липецкую школу я окончил по первому разряду. Мне был предложен выбор при назначении: командиром полка в Германии или заместителем командира полка на ДВК. Я решил служить на своей советской земле, согласился на должность заместителя командира полка и поехал на Дальний Восток.
На Дальнем Востоке в новом полку
На Дальний Восток я был направлен после окончания Липецких высших тактических курсов командиров полков в 1952 году.
Полк 494-й, в который я прибыл, на Дальнем Востоке только недавно вернулся из правительственной командировки, где все летчики приобрели боевой опыт. Командиром полка был Маньковский Анатолий Филиппович, командиром дивизии – полковник Щербаков.
Как и положено по Наставлению, меня, как вновь прибывшего летчика, полагалось проверить в воздухе и допустить к полетам. Днем я полетал несколько дней на боевом самолете, и подошло время проверки ночью. Командир дивизии изъявил желание сам проверить мою технику пилотирования ночью. Полетели на спарке. Я выполнил задание в зоне, снизился, захожу, убираю газ, а комдив не дает убрать газ, держит сектор газа. Вначале я подумал, что он лучше знает особенности подхода и посадки ночью на данном аэродроме. Он летает здесь давно, а я только первый раз. Но вижу, что нам не сесть. Расчет будет с большим перелетом. Командир дивизии, убрав газ, продолжает снижаться. Даже малоопытному летчику ясно, что садиться нельзя, аэродрома не хватит. Старший-то он старший, но я тоже летчик, видавший виды, имею неплохую подготовку в ночных полетах. Тут я нарушаю субординацию, самовольно даю газ и ухожу на второй круг. Комдив молчит, за управление не держится. Только я выхожу на посадочный курс и убираю газ, он снова зажимает сектор газа и не дает убрать газ. Опять большой перелет, снова не сядем. Я вынужден еще раз уходить на третий круг, снова та же история. Мой командир молчит. Третий раз заходим, то же самое. Загорелась красная лампочка в кабине, сигнализирующая об аварийном количестве остатка керосина в баках. Я переживаю еще из-за того, что с земли все наблюдают эту картину и наверняка думают, что я не могу рассчитать и сесть. Когда загорелась красная лампочка в кабине, я, не считаясь с тем, что подрываю авторитет командира дивизии по внутренней связи (СПУ), говорю:
– Товарищ полковник! Если вы сейчас не дадите мне произвести посадку, то я вынужден буду покинуть самолет катапультированием.
– Ну, ладно, ладно, садись, – ответил мне мой командир и больше за управление не брался.
Я произвел посадку нормально. Зарулил самолет на заправочную линию, вышел из кабины, доложил о выполнении задания и прошу у него замечания.
– Хорошо. Так и летай, не обижайся на старика, – (хотя он совсем еще не старик) сказал мне и пошел к своей машине.
Я стою расстроенный, переживаю за полет. Что подумают летчики? Скажут:
– Вот прислали нам заместителя командира полка, а он, чтобы сесть, сделал четыре круга.
Подошел ко мне помощник командира полка по воздушно-стрелковой подготовке майор Голушков Виктор Данилович, мы с ним успели за несколько дней подружиться, и спрашивает:
– Ну что у вас там случилось?
– Не пойму пока, Виктор, как это все оценить. – И рассказал ему, как было.
– Не переживайте, он иногда применяет такой метод проверки в воздухе новичков. Кроме того, по-моему, он даже был слегка навеселе перед вылетом, – объяснил мне Виктор Данилович.
– Тогда все ясно. Почему же не сообщили об этом до вылета? – спрашиваю.
– Если бы с ним летал малоопытный летчик, мы бы сделали так, чтобы он не вылетел, но раз вы с ним летели, мы не беспокоились и не хотели сорвать ваш полет.
– Дорогой Виктор Данилович! Давайте договоримся раз и навсегда с самого начала – ни один летчик в любом чине и ранге, если он хоть самую малость выпил, в воздух идти не должен. Нам вместе в этом полку служить и вместе должны бороться за летную дисциплину. Согласны со мной?
– Вполне согласен. Пора кончать с расхлябанностью. Значит, договорились, – ответил мне Виктор.
Ознакомившись с обстановкой, подробно с летным составом и всем личным составом полка, я как заместитель командира в скором времени полностью вошел в колею и взял на себя почти все вопросы наземной и летной подготовки полка. Даже находил время уделять внимание контролю организации и проведения политической подготовки срочной службы. А сам был пропагандистом в сети политпросвещения в одной из групп летного состава. В общем, как говорится, изголодался по настоящей работе в строевой части за время учебы. Со мной вместе прибыл в полк еще один подполковник с Липецких курсов Одинцов Николай Михайлович на должность помощника командира полка.
Командир наш, Маньковский А.Ф., присмотревшись к нам, все более и более стал доверять самостоятельно решать любые вопросы в полку, а сам все разъезжал на своем стареньком газике и наблюдал, как мы работаем.
Летает полк. Приедет командир дивизии на аэродром, посмотрит, как летаем, и спросит:
– А где Маньковский?
– Только что поехал, где-то на аэродроме, – отвечаю ему.
Так было несколько раз. Однажды я попался. Приехал комдив, побыл немного и опять спрашивает:
– Где Маньковский?
– Здесь, товарищ командир дивизии, только отъехал, – соврал я опять.
– Ты меня… долго будешь обманывать и покрывать своего командира? Я знаю, что твой Маньковский сейчас в городе находится.
Мы стояли на Барановском недалеко от Ворошилов-Уссурийска.
– Виноват, товарищ командир дивизии, он действительно недавно уехал, – сказал я.
В общем, работали хорошо, в полку дела шли успешно. Летали много днем и ночью. Летных происшествий не было. Анатолий Филиппович был чудесным человеком, спокойный, культурный командир полка.
Станет командир дивизии его ругать:
– Полк твой летает, а ты где носишься?
– Товарищ командир! Там у меня два «кучерявых» подполковника. Я уверен, что там всегда во всем будет порядок и мне нечего им мешать, – отвечал он полушутя, а то и полусерьезно.
Наш командир дивизии был грамотным, знающим дело командиром. Летал сам прекрасно, но к осени произошла смена руководства, вместо него приехал к нам командиром дивизии полковник Леонов, моряк, бывший школьный работник. Он был исключительно культурный, вежливый, хороший методист (впоследствии генерал запаса, проживал в Одессе).
Новая должность, повышение
Не думал я, что так скоро меня переведут в другой полк, да и разговоров об этом не было. Ранней весной 1954 года мы со своим полком находились в лагерях. По своей неосторожности я простудил среднее ухо, спал возле окна, и пришлось недельку полежать в госпитале. Через пару дней после выхода из госпиталя неожиданно приехали ко мне на квартиру командир дивизии полковник Леонов и начальник политотдела полковник Маковенко. Фактически я еще полностью не выздоровел, ухо было еще заложено ватой.