– Товарищ командир! Вас к проводу.
– Кто вызывает? – спрашиваю. Мы находились в лагерях.
– Начальник штаба корпуса, чувствуется, злой, – отвечает Тихонов.
Иду, беру телефонную трубку и сразу же слышу массу упреков по своему адресу. На мою попытку оправдаться, объяснить положение слышу ответ:
– Соединяю вас с командующим, объясните ему.
– Кто у телефона?
– Командир 404-го полка подполковник Чалбаш, слушаю вас, товарищ командующий, – отвечаю.
– Вы, товарищ Чалбаш, почему ночью недовыполнили план полетов?
– Товарищ командующий! Вам, наверно, доложил штаб, в каких рискованных условиях ночью летали и какой был исход, я считаю…
– Меня не интересует, что вы считаете. Вы, как командир полка, тормозите подготовку перехватчиков. Если и впредь так будете работать, я вас сниму!
Пока он говорил мне эти фразы, я кипел от обиды и не понимал, как можно еще форсировать подготовку: грубо нарушая законы элементов безопасности полетов? В общем, мои нервы не выдержали, и, признаюсь, дерзко ответил:
– Ну, что делать, снимайте, товарищ командующий, по-другому работать не умею.
Аппарат щелкнул, и я положил трубку.
Вот и все. Докомандовался. Сколько вложено труда и энергии за короткий срок в этом полку, полк набирал неплохой темп, дела выправляются, люди замечательные, и все придется оставлять на полпути. От этих грустных мыслей меня отвлек Тихонов.
– Ну, что там, товарищ командир?
– Плохо, Василий Герасимович. Меня снимут.
– Да что вы, за что?
– Как за что? Командующий сказал, что я торможу подготовку перехватчиков.
– Я тоже ничего не понимаю. Как еще можно, что и как ускорить? Неужели вчерашнего урока недостаточно?
– Все это верно, Василий Герасимович, но раз сказал: «Сниму», то он шутить не будет. Я этого не боюсь. Для меня работа найдется. Вот что, Василий Герасимович, придется тебе принимать полк и продолжать дальше дела. Другого вряд ли сейчас пришлют. Прошу тебя, не лезь на рожон и не поддавайся соблазнам. Обстановка требует любыми путями ускорить подготовку перехватчиков. Мы с тобой это хорошо знаем. Но все равно главное в нашем деле – безопасность летчика. От этого принципа не отступай. А теперь пошли к летчикам, будем продолжать подготовку к ночи.
Я уже смирился с тем, что меня не сегодня так завтра снимут. Только жаль, что не предоставляется возможность высказать свое мнение о порядках и к чему они приведут. Командующий авиацией ВВС ТОФ Герой Советского Союза генерал Конарев был очень требовательным и жестоким. Об этом все знали, и очень многие его боялись. Сам бывший летчик, он в годы войны героически сражался с врагом. Рассказывали его сослуживцы следующий случай. В годы войны Конарев командовал авиационным полком. За проявленное мужество и героизм в борьбе с врагом ему было присвоено высокое звание Героя Советского Союза. Когда эту радостную весть узнали в полку, Конарев был в воздухе. Начальник штаба полка и заместитель по политчасти решили встретить своего командира на аэродроме, сообщить ему радостную весть и первыми поздравить. Конарев произвел посадку. Зарулил свой самолет, вышел из кабины. Тут ему сообщили об указе и стали поздравлять. Он спокойно выслушал, как будто ничего особенного не случилось, и, обращаясь к начальнику штаба, говорит:
– Вы почему не бриты?
– А вы почему с расстегнутым воротничком ходите? – обращаясь к замполиту. – По пять суток домашнего ареста вам. Идите.
Те сначала подумали, что он шутит, но потом убедились, что это вовсе не шутка, и постарались побыстрее убраться подальше с глаз долой.
Вот такой был характер нашего командующего генерала Конарева. Зная его характер, я не сомневался, что он не изменит своего решения обо мне, но пока что я еще не был снят с должности, а полк готовился летать ночью. Поэтому я был обязан подавить в себе обиду и, как всегда, организовать, проконтролировать подготовку и осуществить ночные полеты. К концу подготовки к полетам приехал из основной базы командир дивизии полковник Леонов.
– Ты что здесь натворил?
– Ничего особенного, товарищ командир, просто поговорил по телефону с командующим, – ответил я.
– Ну и как?
– Ничего. Сказал, сниму.
– Поговорил, значит?
– Да, поговорили по душам.
– Поехали к нему, вызывает «на коврик», – сказал Леонов. Мы говорили «на коврик», когда высшее начальство вызывало для разгона.
«Ну вот, начинается. И скоро будет конец», – подумал я.
Приехали во Владивосток, в штаб Военно-воздушных сил ТОФ. В приемной командующего уже ждали приглашенные. Нас пригласили в кабинет к командующему. Зашли. Выстроили по чинам. Стоят два генерала, три полковника и самым последним я, как самый младший по чину и должности. В этом кабинете я был впервые. Кабинет огромный. Стоит письменный стол, большой овальный стол, стулья. На полу ковры. Никому из присутствующих не было предложено сесть, даже двум генералам. Мы стоим и ждем. Командующий сидит за столом и ложечкой помешивает чай в стакане. Затем, отпив глоток чаю, командующий обратился к начальнику штаба ВВС генералу Невзорову:
– Что скажете вы, почему вчера ночью перехватчики не выполнили план?
Генерал Невзоров объяснил причины, но ответственность с меня не сняли.
– А вы, полковник (начальник штаба корпуса, исполняющий обязанности командира корпуса временно), как оцениваете ночные полеты? – спрашивает командующий.
Здесь последовал ответ, полностью обвиняющий меня. В общем, никто в мою пользу ничего не говорит. Единственная надежда на моего командира дивизии, он знает всю обстановку и за меня заступится, думаю я. К сожалению, и здесь веских фактов в свою пользу я не услышал и решил, что вопрос ясен, меня тут же с должности снимет командующий. Мне терять больше нечего было. Решил высказать хоть напоследок все, что думаю о порядках, о методике подготовки летчиков, об организации служб и т.д.
Дошла моя очередь держать ответ.
– Ну, теперь послушаем вас, командир полка, – обращаясь ко мне, сказал командующий, допивая свой чай.
Я начал говорить. Мой командир дивизии, стоящий рядом со мной в строю, начал дергать меня за руки и шептать:
– Что ты делаешь? Что ты говоришь!
– Товарищ Леонов! Не мешайте, пусть говорит, слово ему дано, – сказал командующий, заметив беспокойство Леонова.
Эти слова командующего еще больше подзадорили меня, и я высказал все, что считал необходимым. Закончил я свое выступление следующим выводом:
– При такой организации на аэродроме, где семь полков и всем надо усиленно летать, для перехватчиков явно мало летных смен, цели для перехвата базируются очень далеко, связь с ними плохая, вылеты срываются. И в итоге летчиков выпускаем в полет в явно грозящую опасностями погоду без учета особенностей аэродромной сети района, – грубое нарушение элементарных порядков и методики обучения, невозможно в кратчайший срок качественно и безопасно подготовить перехватчиков. Мы понимаем, что обстановка требует как можно быстрее подготовить боеспособных перехватчиков, поэтому я считаю целесообразным изменить отношение к системе подготовки летчиков, дать им зеленую улицу в полетах без ограничений. Только при таких условиях полк решит ответственную задачу.
Высказав все это, я был убежден, что сейчас последует решение:
– Раз вы не способны решать задачу с перехватчиками, я вас освобождаю от должности – и т.д.
Но, к моему удивлению, командующий, выслушав все, что я говорил, помолчал некоторое время, затем обратился к своему заместителю генералу Кадомцеву:
– Пройдите в свой кабинет с командиром дивизии и командиром полка, составьте план мероприятий по подготовке перехватчиков и дайте мне на утверждение. Идите. Все остальные свободны.
Я сразу не мог понять и осознать, что произошло, почему меня еще не сняли? В кабинете генерала товарища Кадомцева первым делом я попросил график летных смен полков на нашем аэродроме. Командующий дал такое право выбрать и взять для полка столько и такие смены полетов, сколько необходимо. Из графика я выбрал себе летные дни и ночи. Генерал Кадомцев взялся за голову: